"Теннесси Уильямс. Римская весна миссис Стоун" - читать интересную книгу автора

"Нет, мистер Стоун не умрет, - холодно объявила она. - Такое обычно
предчувствуешь, и, будь его жизнь действительно в опасности, сердце мое это
наверняка бы мне подсказало. Знать не хочу, что показывают ваши приборы. У
мужа просто сильное переутомление, он слишком близко принимал к сердцу мои
театральные дела, куда ближе, чем я сама; ему надо месяц-другой отдохнуть,
успокоиться, и этот кардионевроз пройдет у него сам собой. У меня всегда
было подозрение, что врачи в сговоре с гробовщиками, и, если вы останетесь
не у дел, им тоже делать будет нечего".
Рассмеявшись, она поднялась и самым эффектным из своих актерских жестов
протянула врачу руку в белой перчатке - что там ни говори, он всего-навсего
нечто вроде жалкого помощника режиссера, который превысил свои полномочия,
вздумав поучать ее, звезду, в вопросах сценического искусства. Но когда она
вышла из кабинета со списком зарубежных врачей, который чуть ли не в виде
одолжения согласилась взять с собою, вся ее уверенность в том, что мистеру
Стоуну вовсе не грозит серьезная опасность, вдруг рухнула. А в день их
отплытия на "Куин Мэри" угроза эта серым призраком поднялась вместе с ними
по трапу и угнездилась, неотвратимая, среди повязанных лентами бутылок с
шампанским и завернутых в целлофан корзин с фруктами, преподнесенных им на
дорогу с пожеланиями счастливого пути. Казалось, в каюте постоянно
присутствует кто-то, кого тщишься не замечать, и все-таки то и дело косишься
в его сторону.
У нее было подозрение, что и мистер Стоун, как ни старается он
показать, что настроение у него превосходное, ощущает присутствие этого
призрака. Если он не смеялся и не болтал, то беспрестанно прочищал горло,
поправлял воротничок, нервно покашливал. Сигареты выкуривал на треть, не
больше, а потом с непонятным остервенением давил о пепельницу; взгляд его
мягких, серых, на удивление детских глаз, стал какой-то остекленелый, чего
не бывало даже в самую тяжкую пору экономического кризиса.
Одной из многих сторон ее жизни, над которыми миссис Стоун прежде не
давала себе труда задуматься, было чувство к мужу, сила и характер этого
чувства, и теперь она сделала запоздалое открытие: то, что ей казалось
обычной привязанностью, на самом деле было зависимостью, и очень глубокой.
Ибо мистер Стоун, и только он один, находился с нею в ракете, с
головокружительной скоростью возносившей ее сквозь межзвездное пространство
к высотам театральной карьеры.
Поначалу их супружество едва не закончилось крахом из-за ее холодности,
граничившей с физическим отвращением, и неловкости мужа, граничившей с
импотенцией. И если б однажды ночью, почти четверть века назад, он с
отчаяния не разрыдался, как дитя у нее на груди, превратившись тем самым из
неудавшегося повелителя в вызывающего глубокую жалость подопечного, их брак,
несомненно, развалился бы. Жалость помогла там, где оказалось бессильным
желание. Она обняла его с неожиданной нежностью, и брак их вдруг как-то
наладился - во всяком случае, был спасен. Так физическая несостоятельность
мистера Стоуна открыла им глаза на то, что каждый из них хочет иметь в лице
другого: она - взрослого ребенка, он - молодую, прелестную мать.
Лишь после ухода со сцены миссис Стоун с годами постепенно научилась
быть искренней с самой собою. Пока она была помешана на актерской карьере, у
нее, естественно, не было склонности искать истинную подоплеку своих
действий, и однажды она поступила просто безобразно, даже не позволив себе
задуматься над тем, почему, собственно, она такое выкинула. Дело было