"Джей Уильямс. Пламя грядущего " - читать интересную книгу автора

воистину все на свете, кроме тебя, знают, что это сам Дофин".
Услышав эти слова, я задохнулся от горя, и слезы полились из моих
глаз. Я бился головой о стену и так рыдал, что Пейре преисполнился тревогой
и принес мне вина, сдобренного пряностями, и мокрую тряпицу на лоб, чтобы
приложить к ушибленным местам. И он утешал меня, как мог, мудро
приговаривая: "У кого нет щита, должен привыкнуть к ударам", - и еще:
"Болезнь, которую нельзя вылечить, приходится терпеть", - и дальше: "Гибкий
тростник клонится от ветра", - и продолжал в том же духе, пока я не
попросил его замолчать, ибо очень ослабел.
Так вышло, что как раз на следующий день небольшая компания играла в
игру под названием чикана, которая состоит в том, чтобы ударом деревянного
молотка послать деревянный шар с одного конца поля на другой. И когда
подошла моя очередь бить по мячу, я увидел, что моим соперником по игре
оказался Дофин. Гнев, родившийся от ревности, овладел мною, и не
задумываясь о том, что делаю, я ударил по мячу изо всей силы, направив его
прямо в сторону Дофина. Мяч попал ему в ногу чуть повыше колена. Он выронил
свой молоток и, схватившись за бедро обеими руками, принялся скакать на
здоровой ноге и поносить меня сверх всякой меры. Он покинул поле, опираясь
на одного из своих оруженосцев. Вскоре после этого происшествия ко мне с
мрачным видом подошли Понс де Капдюэйль и Пейре Овернский и сказали, что
поскольку оба относятся ко мне по-дружески, то полагают так: самое лучшее
для меня - это собрать свои вещи и уехать из замка, ибо Дофин более не
питает ко мне расположения, какое до сих пор выказывал.
Я расстался со своими товарищами, вздыхая и проливая слезы, но так и
не попрощался с донной Мауриной, хотя именно ее холодность явилась причиной
постигшего меня несчастья. При расставании Понс де Капдюэйль позволил
навязать ему последнее су1 из моего кошелька. Он клялся, что искренне любит
меня и обязательно отдаст долг в скором времени.
Я не буду описывать подробно свои странствия в продолжение нескольких
последующих лет. Ту первую зиму я путешествовал по провинциям Фуа и Безье.
В 1184 году я отправился в королевство Арагон2 и не возвращался во Францию
вплоть до 1185 года. На обратном пути меня ограбили. Рождественские
празднования 1186 года я провел в Париже. Там произошел со мной такой
случай: однажды, прослушав мессу3, я выходил из церкви и увидел, как шайка
жуликов набросилась на какого-то беднягу с побоями, и хотя я обычно
осторожен сверх меры, я воспылал гневом и бросился ему на помощь. Мне
удалось прогнать их всех. Увидев, что несчастный дрожит от холода,
поскольку разбойники утащили его плащ, я сжалился над ним и отдал ему свой,
который был уже старым и сильно поношенным. Продрогнув на холоде, я на
другой день заболел и слег с кашлем, насморком и лихорадкой. Однако
обратите внимание, как блаженный св. Дени вознаградил меня за благое дело,
совершенное из бескорыстных побуждений! Ибо в тот же самый день давешний
незнакомец посетил меня в моей комнате и признался, что на самом деле он -
состоятельный горожанин. Он дал мне денег, а также прислал вина и дров,
дабы подбодрить меня. Я сложил песнь в его честь, которой он остался весьма
доволен, и таким образом я пережил ту зиму.
Нетерпение, шептавшее мне, что некая тайная истина глубоко сокрыта в
недрах поэзии, и прежде других причин заставившее меня покинуть отчий дом,
- это нетерпение оставалось со мной все эти годы. Мне казалось, будто в
поэзии существует некий особый путь, которым я мог бы следовать, вместо