"Оскар Уайльд. Преступление лорда Артура Сэвила (Размышление о чувстве долга)" - читать интересную книгу автора

прибежище низменных страстей. Две женщины с ярко раскрашенными лицами
осыпали его насмешками. Из темного двора послышалась ругань и звук ударов,
а затем пронзительный вопль; сгорбленные фигуры, припавшие к сырой стене,
явили ему безобразный облик старости и нищеты. Он почувствовал странную
жалость. Возможно ли, чтоб эти дети бедности и греха так же, как и он сам,
только следовали предначертанию? Неужто они, как и он, лишь марионетки в
дьявольском спектакле?
Нет, не тайна, а ирония людских страданий поразила его, их полная
бессмысленность, бесполезность. Как все нелепо, несообразно! Как начисто
лишено гармонии! Его потрясло несоответствие между бойким оптимизмом
повседневности и подлинной картиной жизни. Он был еще очень молод.
Спустя некоторое время он вышел к Марилебонской церкви. Пустынная
мостовая была похожа на ленту отполированного серебра с темными арабесками
колышущихся теней. Ряд мерцающих газовых фонарей убегал, извиваясь, вдаль;
перед домом, обнесенным невысокой каменной оградой, стоял одинокий экипаж
со спящим кучером. Лорд Артур поспешно зашагал по направлению к
Портланд-Плейс, то и дело оглядываясь, словно опасаясь погони. На углу
Рич-стрит стояли двое: они внимательно читали небольшой плакат. Лорда
Артура охватило болезненное любопытство, и он перешел через дорогу. Едва
он приблизился, как в глаза ему бросилось слово "УБИЙСТВО", напечатанное
черными буквами. Он вздрогнул, и щеки его залились румянцем. Полиция
предлагала вознаграждение за любые сведения, которые помогут задержать
мужчину среднего роста, в возрасте от тридцати до сорока лет, в котелке,
черном сюртуке и клетчатых брюках, со шрамом на правой щеке. Читая
объявление снова и снова, лорд Артур мысленно спрашивал себя, поймают ли
этого несчастного и откуда у него шрам. Когда-нибудь, возможно, и его имя
расклеят по всему Лондону. Возможно, и за его голову назначат цену.
От этой мысли он похолодел. Резко повернувшись, он кинулся во мрак.
Он шел, не разбирая дороги. Лишь смутно вспоминал он потом, как бродил
в лабиринте грязных улиц, как заблудился в бесконечном сплетенье темных
тупиков и переулков, и, когда уже небо озарилось рассветным сиянием, вышел
наконец на площадь Пикадилли.
Устало повернув к дому в сторону Белгрейв-сквер, он столкнулся с
тяжелыми фермерскими повозками, катящимися к Ковент-Гарден. Возчики в
белых фартуках, с открытыми загорелыми лицами и жесткими кудрями,
неторопливо шагали, щелкая кнутами и перебрасываясь отрывистыми фразами.
Верхом на огромной серой лошади во главе шумной процессии сидел
круглолицый мальчишка в старой шляпе, украшенной свежими цветами примулы;
он крепко вцепился ручонками в гриву и громко смеялся. Горы овощей
сверкали, как россыпи нефрита на фоне утренней зари, как зеленый нефрит на
фоне нежных лепестков роскошной розы. Лорд Артур был взволнован, сам не
зная почему. Что-то в хрупкой прелести рассвета показалось ему невыразимо
трогательным, и он подумал о бесчисленных днях, что занимаются в мирной
красоте, а угасают в буре. И эти люди, что перекликаются так
непринужденно, грубовато и благодушно, - какую странную картину являет им
Лондон в столь ранний час! Лондон без ночных страстей и дневного чада -
бледный, призрачный город, скопище безжизненных склепов. Что они думают об
этом городе, известно ли им о его великолепии и позоре, о безудержном,
феерическом веселье и отвратительном голоде, о бесконечной смене боли и
наслаждений? Возможно, для них это только рынок, куда они свозят плоды