"Джеймс Уайт. Звездный хирург" - читать интересную книгу автора

продолжает ухудшаться. Мониторам разрешили попробовать ее исправить, но
ненавязчиво дали понять, что воспринимают их как залетных шарлатанов.
Разумеется, когда речь зашла о Лонвеллине, мониторы
продемонстрировали полное неведение.
По словам Стиллмена, положение было исключительно сложным, о чем
свидетельствовали доклады тайных агентов. Но у Лонвеллина имелся
замечательный по своей простоте план вмешательства. Узнав его суть, Конвей
пожалел, что столь старательно лечил Лонвеллина. Если бы он не пыжился
перед ЭПЛХ, то сидел бы сейчас в госпитале, а не мотался по космосу. Этот
тип с претензиями на исцеление населения планеты вызывал у Конвея
смешанные, но далеко не теплые чувства.
Этла изнемогла от болезней и от суеверий. Отношение аборигенов к
Лонвеллину было яркой иллюстрацией их нетерпимости к тем, кто разнился с
ними внешне. Первые две характеристики усугубляли третью, а она, в свою
очередь, влияла на них. Лонвеллин надеялся разорвать порочный круг,
добившись излечения значительного числа болящих, причем такого, которое не
смогли бы отрицать даже самые бестолковые и фанатичные аборигены. После
чего мониторам надлежало объявить, что всеми их действиями руководил ни
кто иной, как Лонвеллин. Этлане устыдятся своей ненависти и станут, хотя
бы на какое-то время терпимее к инопланетянам. Лонвеллин рассчитывал, что
сумеет тогда завоевать их доверие и постепенно осуществит свой замысел
превращения Этлы в разумный, счастливый, процветающий мир.
Конвей сказал Стиллмену, что он не эксперт в подобных вопросах, но
ему план представляется толковым.
- Да, - ответил майор, - если сработает.
За день до выхода в расчетную точку капитан пригласил Конвея
заглянуть на пару тройку минут в ходовую рубку. Там как раз производились
вычисления для последнего прыжка. Звездолет пролетал сравнительно близко
от двойной системы, одна звезда которой представляла собой нестабильную
переменную. Потрясенному Конвею подумалось, что такого рода зрелища
заставляют людей ощущать свою слабость и одиночество, побуждают искать
компании и говорить, говорить, чтобы тебя не расплющило всмятку это
грозное величие. Все барьеры рухнули, и нотки, прозвучавшие вдруг в голосе
капитана Вильямсона, подсказали Конвею, что капитан тоже человек и что на
затылке у него тоже растут волосы, которые время от времени встают дыбом.
- Э... Доктор Конвей, - произнес капитан, - мне не хотелось бы, чтобы
вы решили, что я критикую Лонвеллина, тем более, что он был вашим
пациентом и, возможно, вы с ним подружились. Я также не хочу, чтобы у вас
сложилось впечатление, что меня, командира крейсера Федерации, раздражает
положение мальчика на побегушках. Дело в другом...
Вильямсон снял фуражку и разгладил морщинку. Конвей заметил редкие
седые волосы и морщины на лбу, обычно скрытом под козырьком. Капитан надел
фуражку и вновь стал выдержанным и деловитым старшим офицером.
- Буду с вами откровенен, доктор, - продолжал он. - Я бы назвал
Лонвеллина талантливым дилетантом. Такие, как он, постоянно мутят воду,
перебегают дорогу профессионалам, ломают расписания и так далее. В
общем-то, это не страшно, ибо ситуация на Этле требует срочного принятия
мер. Но вот к чему я клоню; мониторы, выполняя задачи разведки,
колонизации и обеспечения порядка, обладают известным опытом в
разгадывании социологических головоломок наподобие этланской, при том,