"Розалин Уэст. Прикосновение" - читать интересную книгу автора

голове сложилось знакомое покаянное заклинание: "Больше никогда. Покуда я
жив, я никогда больше не прикоснусь к спиртному". И пока он лежал, стараясь
спрятаться от мучительной боли, пульсирующей у него в голове, его мысли
стали медленно проясняться, и с этим прояснением пришло смятение.
Где он пил? Обычно вместе с расплатой приходило воспоминание о
полученном перед тем удовольствии. Но сейчас Макензи не мог вспомнить ни
салун, ни хороший обед с вином или хотя бы бутылку у себя в номере отеля.
Последнее, что он помнил, было... было... Он слегка наморщил лоб, и от этого
усилия снова почувствовал, как возвращается боль. Он уже почти отказался от
попытки вытащить воспоминания из трясины боли, когда они большой волной сами
накатились на него. Дилижанс. Нападение грабителей. Вспышка не попавшего в
цель выстрела, которая, очевидно, обожгла ему кожу на лице и ослепила глаза
ярким светом, сначала белого, затем красного цвета, после чего наступила
чернота - та самая чернота, которая окружала его и сейчас.
"Мои глаза".
Подняв непослушную руку, Долтон пальцами ощупал незабинтованную
опухоль, где бурлящим вулканом сосредоточилась боль. Он не мог вспомнить,
чтобы его били по голове, но доказательство было неоспоримо. Правда, оно не
шло ни в какое сравнение с тем, что его прикосновения сообщили ему при
дальнейшем исследовании - его глаза покрывала сложенная в несколько слоев
марля.
Макензи мысленно вернулся к пистолетному выстрелу и последовавшей за
ним яркой огненной вспышке, после которой не осталось ничего. Его кончики
пальцев двинулись поверх марлевой повязки. Он шумно, прерывисто дышал, пока
поднявшаяся из внутренних глубин паника не поглотила все остальные чувства.
Свирепый удар грома, казалось, потряс сам воздух вокруг него. "Где я?"
Макензи просунул пальцы под сложенную материю и, потянув, сдвинул ее вверх.
Он почти не ощутил боли, когда прилипшая к ожогу ткань потянула за собой
большие участки поврежденной кожи, потому что старался разжать веки, которые
слиплись и образовали болезненные, почти без ресниц рубцы. Страх неведения и
ужас подозрения лишили его осторожности, заглушили внутренний голос, который
убеждал, что сейчас нужно оставить все как есть. Но в эту грозу, в
непривычной полнейшей темноте доводы не подействовали, Долтон решил, что
должен все узнать.
Он должен был узнать, осталась ли у него способность видеть.
Затрудненное дыхание заглушало доносившийся снаружи шум ветра и дождя,
наполняя незнакомое пространство комнаты тревожными звуками каждого
отдельного вдоха и выдоха. Макензи не мог совладать с волнением, его сердце
быстро и тяжело стучало, и с каждым его биением он все больше осознавал
опасную неопределенность своего положения. Годы выживания в самых
рискованных условиях вынудили его научиться управлять ситуацией - и самим
собой. Поэтому он заставил себя открыть глаза, не обращая внимания на боль,
которую вызвало разъединение слипшихся тканей, потому что боль от незнания
была гораздо сильнее.
Глядя вверх широко раскрытыми глазами, он ждал, что что-нибудь
произойдет. Он не был уверен, чего именно он ожидал - возможно, много ярких
вспышек, безусловно, неясных очертаний каких-нибудь предметов в темной
комнате. Так как вокруг него ничего не происходило, Макензи сделал вывод,
что была ночь, поэтому в течение нескольких секунд он терпеливо ждал, когда
станут видимыми детали - углы потолка, случайные вспышки света от грозы