"Дональд Уэстлейк. Аллергия" - читать интересную книгу автора

салфеток.
А в пятницу стало еще хуже. Элизабет, истой домохозяйке, которой
более всего шел передник и яблочный пирог в руках, хватило одного взгляда
утром на Альберта, чтобы тут же распорядиться:
- И не думай даже вставать. Я позвоню мистеру Клементу и скажу, что
ты заболел.
Альберт и правда заболел. Он не мог пойти на работу - он даже не
попытался запротестовать и встать, и ему было так плохо, что он почти
забыл о письме, валявшемся где-то в недрах почты.
Он провалялся все выходные, проводя большую часть времени в дреме,
лишь изредка собираясь с силами, чтобы приподняться, хлебнуть бульона или
отпить чаю, и снова затем погружаясь в дремоту.
Часов в одиннадцать вечера в воскресенье Альберт вдруг пробудился
после странного сна, в котором ему ясно привиделся конверт: плотный
одинокий конверт покоился в почтовом ящике, а за ним тянулась рука - и
рука эта принадлежала Бобу Харрингтону, вездесущему репортеру.
- Господи! - вскричал Альберт.
Элизабет, пока он болел, спала в другой постели и не слышала его.
- Завтра я должен поправиться, - громко произнес он, снова опуская
голову на подушку, и полежал еще некоторое время, раздумывая об этом.
Но наутро лучше ему не стало. Его разбудил стук дождевых капель по
окну спальни. Он сел, тотчас поняв, что все так же болен и немощен, и его
охватила паника. Но он постарался ее подавить, решив сохранять
хладнокровие.
Зашла Элизабет с вопросом, что бы ему хотелось на завтрак.
- Мне нужно позвонить, - сказал Альберт.
- Кому ты хочешь, чтобы я позвонила, милый?
- Нет, - отвечал Альберт твердо, - я должен позвонить сам.
- Милый, да я с радостью...
Альберт злился редко, но, уж когда на него находило, он становился
невыносим.
- Твоя радость меня не волнует, - выдавил он саркастически и гнусаво
из-за заложенного носа, - мне нужно позвонить, а тебя я всего лишь прошу
помочь мне спуститься в гостиную.
Элизабет по доброте душевной запротестовала, но, увидев в конце
концов, что Альберта не переубедить, сдалась. Он был слаб, как котенок, и,
тяжело опираясь на нее, спустился вниз по лестнице в гостиную. В полном
изнеможении он опустился в кресло рядом с телефоном. Элизабет меж тем
отправилась на кухню - приготовить то, что она называла "хорошеньким
яичком всмятку".
"Хорошенькое яичко всмятку", - скрипел зубами Альберт. Его душила
ярость. В жизни он не чувствовал себя столь физически слабым, и в жизни не
испытывал он столь страстного желания крушить всех и вся. Окажись мистер
Клемент сейчас тут, уж Альберт все бы выложил ему. Никогда еще не было ему
так плохо.
Он едва мог поднять телефонный справочник, и перелистывание страниц
требовало невероятных усилий. И конечно же для начала он искал не ту
букву. Наконец, найдя нужный номер, он набрал его и, услышав голос, сказал:
- Попросите, пожалуйста, Тома.
- Которого Тома?