"Дональд Уэстлейк. Дурак умер, да здравствует дурак!" - читать интересную книгу автора

- Шарлин? - Я прищурился, силясь прогнать туман. В школьные годы я
действительно знавал одну Шарлин, щуплую робкую девочку, с которой мне
удалось какое-то время поддерживать тесные отношения, мечтательное
бесплотное существо, втемяшившее себе в голову, что хочет стать поэтессой.
Большинство одноклассников звало ее Эмили Дикинсон, и она воспринимала это
как похвалу.
- Шарлин Кестер! - вскричало это растительное чудище, сообщив мне
таким образом полное имя той давешней хрупкой девочки болезненного вида.
- Вы? - От изумления я даже наставил на нее палец. - Вы - Эмили
Дикинсон?
- Ага, вспомнил! - Она так обрадовалась, что снова ринулась на меня,
растопырив руки, словно изображала летающую крепость Б-52. Лишь благодаря
ловкости ног я сумел переместиться и обежать вокруг дивана, чтобы остаться
под его защитой.
- Минутку! Минутку! - закричал я, поднимая руки, будто регулировщик
уличного движения.
К моему удивлению, она остановилась. Подавшись вперед и изготовившись к
новому наскоку, Эмили Дикинсон спросила:
- В чем дело, дорогой? Я здесь, я твоя, я отвечаю - ДА. Бери же меня,
чего ты ждешь?
- Отвечаете? - эхом откликнулся я. - На что отвечаете?
- На твое письмо! - вскричала она. - На то прекрасное, дивно
трогательное письмо!
- Какое письмо? Я сроду вам не писал.
- Письмо из лагеря! Я знаю, поверь мне, я знаю, как давно это было, но
ты сам просил не спешить и дать ответ, лишь когда я буду полностью уверена.
И вот это время пришло. Мой ответ - ДА!
Моя пустая голова до отказа наполнилась недоумением.
- Из лагеря?
- Бойскаутский лагерь! - воскликнула она, и мгновение спустя безумное
выражение на ее лице сменилось какой-то другой, гораздо более суровой миной.
Девица холодно спросила: - Надеюсь, ты не собираешься открещиваться от
этого письма?
И тут я вспомнил. Тем летом мне было пятнадцать, и я провел две недели
в бойскаутском лагере - едва ли не самые страшные две недели в моей жизни.
Из всего моего лагерного снаряжения уцелел только мокасин на левую ногу, да
и тот остался без тесемок. Как раз на тот год и пришлась моя дружба с Шарлин
Кестер. И вот, в припадке отчаяния, я послал ей из лагеря письмо. Да, было
дело. Но что именно я ей написал? Этого я вспомнить не мог.
И уж подавно не мог понять, почему шестнадцать лет спустя Шарлин
(неужели эта ярко размалеванная бегемотиха - и впрямь Шарлин?) ни с того ни
с сего решила ответить на мое древнее письмо.
Разве что прослышала о наследстве? Так-так-тааааааак...
Пока я предавался бесполезным размышлениям, Шарлин не теряла времени
даром и продолжала свою речь:
- Вот что я тебе скажу, Фред Фитч. Ты помнишь моего дядюшку Мортимера,
бывшего помощника окружного прокурора в нашем родном городе. Так вот, теперь
он судья. Я показала ему твое письмецо, и он говорит, что это четкое и ясное
предложение руки и сердца, и его примут как улику в любом суде Соединенных
Штатов. А еще он сказал, что, если ты будешь водить меня за нос и корчить из