"Дональд Уэстлейк. Дурак умер, да здравствует дурак!" - читать интересную книгу автора - Шарлин? - Я прищурился, силясь прогнать туман. В школьные годы я
действительно знавал одну Шарлин, щуплую робкую девочку, с которой мне удалось какое-то время поддерживать тесные отношения, мечтательное бесплотное существо, втемяшившее себе в голову, что хочет стать поэтессой. Большинство одноклассников звало ее Эмили Дикинсон, и она воспринимала это как похвалу. - Шарлин Кестер! - вскричало это растительное чудище, сообщив мне таким образом полное имя той давешней хрупкой девочки болезненного вида. - Вы? - От изумления я даже наставил на нее палец. - Вы - Эмили Дикинсон? - Ага, вспомнил! - Она так обрадовалась, что снова ринулась на меня, растопырив руки, словно изображала летающую крепость Б-52. Лишь благодаря ловкости ног я сумел переместиться и обежать вокруг дивана, чтобы остаться под его защитой. - Минутку! Минутку! - закричал я, поднимая руки, будто регулировщик уличного движения. К моему удивлению, она остановилась. Подавшись вперед и изготовившись к новому наскоку, Эмили Дикинсон спросила: - В чем дело, дорогой? Я здесь, я твоя, я отвечаю - ДА. Бери же меня, чего ты ждешь? - Отвечаете? - эхом откликнулся я. - На что отвечаете? - На твое письмо! - вскричала она. - На то прекрасное, дивно трогательное письмо! - Какое письмо? Я сроду вам не писал. - Письмо из лагеря! Я знаю, поверь мне, я знаю, как давно это было, но И вот это время пришло. Мой ответ - ДА! Моя пустая голова до отказа наполнилась недоумением. - Из лагеря? - Бойскаутский лагерь! - воскликнула она, и мгновение спустя безумное выражение на ее лице сменилось какой-то другой, гораздо более суровой миной. Девица холодно спросила: - Надеюсь, ты не собираешься открещиваться от этого письма? И тут я вспомнил. Тем летом мне было пятнадцать, и я провел две недели в бойскаутском лагере - едва ли не самые страшные две недели в моей жизни. Из всего моего лагерного снаряжения уцелел только мокасин на левую ногу, да и тот остался без тесемок. Как раз на тот год и пришлась моя дружба с Шарлин Кестер. И вот, в припадке отчаяния, я послал ей из лагеря письмо. Да, было дело. Но что именно я ей написал? Этого я вспомнить не мог. И уж подавно не мог понять, почему шестнадцать лет спустя Шарлин (неужели эта ярко размалеванная бегемотиха - и впрямь Шарлин?) ни с того ни с сего решила ответить на мое древнее письмо. Разве что прослышала о наследстве? Так-так-тааааааак... Пока я предавался бесполезным размышлениям, Шарлин не теряла времени даром и продолжала свою речь: - Вот что я тебе скажу, Фред Фитч. Ты помнишь моего дядюшку Мортимера, бывшего помощника окружного прокурора в нашем родном городе. Так вот, теперь он судья. Я показала ему твое письмецо, и он говорит, что это четкое и ясное предложение руки и сердца, и его примут как улику в любом суде Соединенных Штатов. А еще он сказал, что, если ты будешь водить меня за нос и корчить из |
|
|