"Дональд Уэстлейк. Дурак умер, да здравствует дурак!" - читать интересную книгу авторав конце концов настиг дядьку?
Она подняла руку, призывая меня к терпению, прожевала и проглотила салат, опустила руку и спросила: - Ты имеешь в виду жертву мошенничества? Кого-нибудь, обманутого два десятка лет назад? - Возможно, - ответил я. - Забудь об этом, милок, - сказала Герти. - Если простофиля спохватится, пока ты поблизости, он еще может потревожить тебя. Но по прошествии времени - ни за что. Особенность олухов в том, что они - олухи. Они просто идут домой и сокрушаются по поводу своей горькой доли. Олухи не выслеживают кидал и не мочат их. Я почувствовал, что краснею. Она настолько точно обрисовала мне меня самого, что я оцарапал вилкой с картошкой верхнюю губу. Тем временем Герти предалась воспоминаниям: - Именно так всегда говорил профессор Килрой: "Олух, он и есть олух". Это было его жизненное кредо. - Какой профессор? - Килрой. Многолетний деловой партнер Мэтта. - А где он сейчас? Герти передернула плечами. - Ума не приложу. Может, в Бразилии. В чем дело? Тебе не нравится еда? - спросила она, заметив, что я положил вилку. - Я сыт. Все очень вкусно, но я уже наелся. - Ну и едок, - презрительно бросила Герти. - И чего я, спрашивается, возилась? поплелся в гостиную и сел в свое кресло для чтения, где и провел следующий час, сонно переваривая пищу, вяло прогоняя прочь мысли о том, какие события ждут меня нынче ночью, и держа перед носом перевернутую вверх ногами утреннюю "Таймс". Так я и сидел до четверти восьмого, пока передо мной снова не предстала Герти в своем черном пиджаке и с дорогой кожаной сумочкой на левой руке. - Прогуляйся немного, - велела она. - Заодно проводишь меня до метро. Я растерянно посмотрел на нее снизу вверх и спросил: - Куда вы? - Домой, - объявила Герти. - Думаешь, мне делать нечего, кроме как слоняться по твоей квартире? И тут меня охватило такое чувство облегчения, что я едва не подбросил в воздух свою "Таймс". Я не гаркнул "гип-гип ура!" лишь из боязни обидеть Герти. Как-никак, новость и впрямь была приятная: все-таки Герти уходит. Все-таки она считает своим домом какое-то другое место. Все-таки не собирается остаться здесь навеки, будто Бартлеби. Я расплылся в улыбке и сказал: - С удовольствием провожу вас, Герти. После чего сложил газету, выбрался из кресла, накинул пиджак, и мы вышли из квартиры. Шагая по тротуару рядом с Герти, я ощущал какое-то странное спокойствие, хотя, пока мы спускались по лестнице, я боялся, что на улице буду испытывать чувство неловкости. В дружелюбном молчании мы дошли до |
|
|