"Ирвин Уэлш. Преступление (Crime)" - читать интересную книгу автора

проглатывает далеко не свежую мысль, в висок стучит издевательское "курица".
Однако ярость, готовая перелиться через край, почему-то не
переливается. Труди встает, ходит кругами по комнате, выглядывает в окно.
Ярость загустела, не выплеснешь. И вот Труди снова в кресле, пропитанная
ядом, отяжелевшая от яда, как от воды.
Когда они возобновили отношения, Рэй все прежнее списывал на кокаин. Но
ведь "Анонимные наркоманы" подействовали. Их с Рэем новая совместная жизнь
тянула на настоящее возрождение, ни больше ни меньше. Они ходили в
тренажерный зал и на курсы французского, смотрели фильмы, активно занимались
сексом, участвовали в пеших прогулках в горы, даже многодневных. Конечно,
Рэева работа никуда не делась, но он вроде в нее с головой не погружался:
работа и работа, правда, из тех, что всегда с тобой, и специфическая. А
потом он снова стал пить. Все валил на убийство маленькой девочки и,
конечно, на смерть отца и последовавшее за ней отчуждение от матери, сестры
и брата. Однако, каковы бы ни были причины, пьянство остается пьянством. Оно
повлечет за собой кокаин, а кокаин - случайные связи. И тогда их отношениям
придет конец.
Да у тебя о мужчинах представления, как у курицы! В пустом номере отеля
эта обидная фраза из прошлого отдается гулким, пронзительным эхом. Но ведь
ее папа не такой, Труди помнит, как в Толлкроссе он держал ее ладошку в
шерстяной перчатке, они стояли в очереди в кино, и все вокруг было
серо-голубое от холода. Воспоминание столь объемное, даже запах тогдашнего
отцовского одеколона, что, очнувшись, Труди ощущает разлад с собственным
"я", словно переместилась в тело своей будущей дочери. Да и Рэев отец -
добрый, достойный человек. Труди ковыряет кутикулу вокруг намзникюренных
ноготков, сама себе дает по рукам. В голове одна-единственная мысль:
предполагается, что у них с Рэем сейчас бурный секс. Они здесь для того,
чтобы вернуть интимную жизнь в прежнее русло. У Труди переизбыток гормонов,
близятся месячные, ей нужен Рэй. А Рэя нет.
Ей известно, с каким презрением он относится к ее работе; вспомнив о
множестве услуг, благодаря которым бьется пульс целой страны, Труди внезапно
находит способ превратить парализующий гнев в энергию. Энергия толкает ее в
бар, но там пусто, и Труди не задерживается, выходит на улицу. Через
несколько шагов ее осеняет: она вольна делать то же самое, что и Рэй, однако
желания обходить местные бары ни малейшего, там галдят накачанные пивом
мужланы, ни одна категория ей не подходит, от настырных юнцов до лысых
любителей клубнички. На Линкольн-авеню Труди острее чувствует свой новый
статус свободной женщины, ее внимание привлекают произведения искусства в
витрине художественного салона. В салоне почти никого. Оригиналы дорого
стоят, но вот репродукция на холсте, цена вполне приемлемая. Труди щурится,
прикидывает, одобрит ли репродукцию Рэй. Вряд ли. Вот и повод для покупки. И
тут приближается он.
В голове неразбериха голосов. Одним глазом удается зафиксировать белый
потолок. Другой глаз не открывается, веки слиплись. Леннокс трет их
пальцами; в ребра врезаются пружины видавшего виды дивана. На грудь
наброшено покрывало. Он запутался в ночи, он получил несколько часов сна,
больше похожего на обморок. Ночные события ломятся в череп. "Ты снова
наделал дел", вступает в хор функция самобичевания. Сквозь линялое желтое
кружево штор брызжет солнце; в виске пульсирует невралгия.
Труди.