"Герберт Уэллс. Билби" - читать интересную книгу автора

не дал, чем-чем, а умом обделил. А ведь женам этих промышленных воротил
требуется недюжинный ум, если они хотят хоть как-то прижиться в высшем
свете. Они могут получить титул, большое поместье и все прочее, люди вроде
бы не стараются избегать их, и тем не менее как-то так выходит, что их не
считают своими.
В ту минуту, как она сказала себе: "Вот если б как-нибудь осторожно
намекнуть ему", - в подвале, менее чем на сорок футов под массивным полом
и чуть Правее от места, где она стояла, сидел Билби и мусолил огрызок
карандаша, чтоб вывести крест пожирнее - четырнадцатый по счету - в списке
грехов злополучного Томаса. Предшествующие тринадцать, почти все без
исключения, были выдавлены с такой силой, что отпечатались чуть ли не на
всех страницах его-записной книжки с голубым обрезом.


Приезд званых гостей сперва представился Билби сущим благом, ибо все
четыре лакея отправились в тот неведомый мир, что таился за дверью,
обшитой зеленым сукном; но вскоре он понял, что именно из-за этого
появилось еще пять новых лиц: два камердинера и три горничные, которым
надо было накрыть в комнате дворецкого. В остальном приготовления к рауту
леди Лэкстон интересовали Билби не больше, чем личные дела китайского
богдыхана. Там, наверху, происходило что-то, ничуть его не занимавшее. Он
слышал, как подъезжали и отъезжали экипажи, улавливал обрывки разговоров в
буфетной, где угощались кучер и грумы, но совсем не прислушивался к ним,
пока не появились эти приезжие камердинеры и горничные. Билби показалось,
что они возникли вдруг, неизвестно откуда, точно слизняки после дождя -
черные, блестящие; сидят себе, посиживают да жуют помаленьку. Они ему не
понравились, да и сами тоже глядели на него без всякого уважения и
симпатии.
И наплевать. Едва покинув комнату дворецкого, он выразил свои чувства,
помахав перед носом растопыренной пятерней, - жест, почтенный лишь в силу
своей древности.
Ему было о чем думать, кроме чужих горничных и камердинеров. Томас
поднял на него руку; он глумился над ним, низко оскорблял его, и Билби
мечтал прикончить обидчика каким-нибудь ужасным способом. (Только по
возможности незаметно.)
Будь он маленьким японцем, это было бы вполне достойное желание. Оно бы
отвечало законам чести кодекса бусидо [(буквально - "путь воина") - кодекс
самураев; этот кодекс разрешал самураю безнаказанно убивать на месте
непочтительного простолюдина] и прочим подобным вещам. Однако пасынку
английского садовника питать такие чувства не следует.
Томас, со своей стороны, заметил мстительный огонек в глазах Билби и
втайне побаивался его, но решил все же не отпускать вожжей: не дело ему
уступать мальчишке. Он называл его "Буяном" и, так как мальчик не
отзывался на эту кличку, изобретал ему другие прозвища: величал "Сопуном",
"Щенком", "Молокососом" - и кончил тем, что дернул его за ухо. Затем он
стал делать вид, будто Билби - глухой, чье внимание можно привлечь, только
дергая его за ухо. Теперь, обращаясь к мальчику, он непременно щипал его,
пинал, давал ему подзатыльник или еще как-нибудь причинял ему боль. Потом
Томас притворился, будто у Билби грязная голова, и после нескольких
неудачных попыток ткнул его в таз с чуть теплой водой.