"Герберт Уэллс. Тоно Бенге" - читать интересную книгу автора

изображениями: на карте Голландии красовался рыбак с лодкой, Россия была
представлена казаком, Япония - удивительными людьми в одежде, похожей на
пагоды (я не ошибаюсь: именно на пагоды).
В те времена каждый континент имел свою Terrae Incognitae [неведомая
земля (лат.)], были Польша и Сарматия и забытые позднее страны.
Вооружившись тупой булавкой, я совершал увлекательные путешествия в
огромном, величественном мире.
Книги, хранившиеся в тесной ветхой мансарде, были, очевидно, изгнаны из
салона в период викторианского возрождения хорошего вкуса и изощренной
ортодоксальности, и моя мать не имела о них ни малейшего представления.
Именно поэтому мне удалось ознакомиться с замечательной риторикой "Прав
человека" и "Здравого смысла" Тома Пейна - отличных книг, подвергшихся
злобным нападкам, хотя до этого их хвалили епископы. Здесь был "Гулливер"
без всяких сокращений; читать ату книгу в полном виде мальчику, пожалуй и
не следовало бы, но особого вреда в этом я не вижу и впоследствии никогда
не жалел об отсутствии у меня щепетильности в подобных вопросах. Прочтя
Свифта, я очень разозлился на него за гуингнмов и лошадей, а потом не
особенно долюбливал.
Затем, припоминаю, я прочел перевод вольтеровского "Кандида", прочел
"Расселаса" [философская повесть английского просветителя Сэмюэля Джонсона
(1709-1784)] и вполне убежден, что, несмотря на огромный объем, от корки
до корки - правда, в каком-то одурении, заглядывая по временам в атлас, -
осилил весь двенадцатитомный труд Гиббона [речь идет о книге английского
историка эпохи Просвещения Эдуарда Гиббона (1737-1794) "История упадка и
разрушения Римской империи"].
Я разохотился читать и стал тайком совершать налеты на книжные шкафы в
большой гостиной. Я успел прочитать немало книг, прежде чем мое
кощунственное безрассудство было обнаружено престарелой старшей горничной
Энн. Помнится, в числе других книг я пытался осилить перевод "Республики"
Платона, но нашел его неинтересным, так как был слишком молод. Зато
"Ватек" меня очаровал. Например, этот эпизод с пинками, когда каждый
обязан был пинать.
"Ватек" всегда вызывает у меня в памяти детские впечатления о большой
гостиной в Блейдсовере.
Это была высокая, длинная комната, выходившая окнами в парк; на окнах -
их было больше дюжины, причем высотой чуть ли не от пола до потолка - под
ламбрекенами (кажется, это так называется?) висели замысловатые занавеси
из шелка или атласа, с тяжелой бахромой. Сложной конструкции белые ставни
складывались в глубокой нише, устроенной в толще стены. По обеим сторонам
этой тихой комнаты находились два огромных мраморных камина. На стене, у
которой стоял книжный шкаф, бросалось в глаза изображение волчицы, Ромула
и Рема в компании с Гомером и Вергилием. Изображения, украшавшего
противоположную стену, я не помню. Фредерик, принц Уэльский, важно
шествовал по третьей стене; художник изобразил его в два человеческих
роста, но удачные тона масляных красок несколько смягчали очертания
слишком крупной фигуры. Наконец, четвертой стеной завладела целая группа
гигантов - покинувших сей мир Дрю; они были изображены на фоне грозового
неба в виде лесных богов, почти лишенных одеяния.
Из центра расписанного красками потолка спускались три люстры с сотнями
хрустальных подвесок. На бесконечном ковре, казавшемся мне таким же