"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

Парлод произнес эту необычайно длинную для него речь чрезвычайно
рассудительно и веско.
"Игрой" на нашем местном жаргоне называлось такое положение, когда нет
ни денег, ни работы, когда предприятия стоят и голодные, мрачные люди
слоняются без дела. Такие антракты считались в то время неизбежным
следствием промышленного развития.
- Лучше держись за Роудона, - посоветовал Парлод.
- Вот еще! - сказал я, разыгрывая благородное негодование.
- Будет тревожное время, - сказал Парлод.
- Что ж из этого? - возразил я. - Пусть, и чем тревожнее, тем лучше.
Рано или поздно этой системе придет конец. Капиталисты со своими
спекуляциями и трестами только ухудшают и ухудшают положение. Зачем я буду
сидеть у Роудона, поджавши хвост, как побитая собака, когда по улицам
шествует голод? Голод - великий революционер. Когда он приходит, мы должны
подняться и приветствовать его. Во всяком случае, я намерен так сделать.
- Все это прекрасно... - начал Парлод.
- С меня хватит, - перебил я его. - Я хочу наконец схватиться со всеми
этими Роудонами. Если я буду голоден и зол, я, быть может, сумею уговорить
голодных...
- У тебя есть мать, - как всегда, медленно и убедительно произнес
Парлод.
Это и в самом деле было затруднение.
Но я перескочил через него посредством красивого, витиеватого оборота
речи.
- Почему человек должен жертвовать будущностью человечества - или хотя
бы своей собственной будущностью - только из-за того, что его мать лишена
всякого воображения?


Было уже поздно, когда я расстался с Парлодом и вернулся домой.
Наш дом стоял на маленькой, но весьма почтенной площади, подле
приходской церкви Клейтона. Мистер Геббитас, помощник приходского
священника, занимал нижний этаж, а во втором жила старая дева мисс
Холройд, рисовавшая цветы на фарфоре и содержавшая свою слепую сестру,
которая жила тут же, в соседней комнате; мы с матерью жили в подвальном
этаже, а спали на самом верху, под крышей. Фасад дома скрывался под
виргинским плющом, который разросся, несмотря на душный, пыльный воздух
Клейтона, и густыми ветвями свешивался с крыши деревянного портика.
Поднимаясь на крыльцо, я видел, как мистер Геббитас при свете свечи
печатает свои фотографические снимки. Это было главным наслаждением его
скромной жизни - странствовать в обществе своего курьезного маленького
фотографического аппарата для моментальных снимков; он приносил с собой
обыкновенно множество негативов с очень плохим и туманным изображением
красивых и интересных мест. Фотографическое общество проявляло их ему по
сходной цене, и затем он круглый год проводил все свободные вечера,
печатая с них фотографии, чтобы навязывать их потом своим ни в чем не
повинным друзьям и знакомым. В клейтонской национальной школе висела,
например, большая рама, наполненная его произведениями, с надписью,
сделанной староанглийским алфавитом: "Виды Италии, снятые во время
путешествия преподобного Е.Б.Геббитаса". Ради этого он, по-видимому,