"Герберт Уэллс. Потерянное наследство" - читать интересную книгу автора

нужно было побольше мягкости и поменьше слепящего света. Порой мне
казалось, что я могу увлечь их... Но я, Тед, я сделал все, что было в моих
силах...
И тут, в порыве откровенности, он первый раз в жизни признал себя
побежденным. Это доказывало, что он был серьезно болен. С минуту он о
чем-то думал, потом заговорил спокойно и тихо, так же разумно и трезво,
как я сейчас с вами.
- Я был сущим глупцом, Тед, - сказал он, - всю свою жизнь я молол
чепуху. И один господь, который читает в сердцах, знает, что мною
руководило, - быть может, это было только тщеславие. Я сам не могу
разобраться, Тед. Но он, он знает, что если я поступал глупо и был
тщеславен, то в душе, в душе я...
Так говорил он, твердя все одно и то же, но внезапно умолк и протянул
мне дрожащей рукой книгу. Тут в глазах у него зажегся прежний огонь. Я
запомнил все до малейших подробностей, потому что, вернувшись домой,
изобразил все это моей старушке матери, чтобы немножко развеселить ее.
- Возьми эту книгу и прочти ее, - сказал он. - Это мое последнее слово,
последнее слово. Я завещал все свое состояние тебе, Тед. Постарайся
употребить его с большей пользой, чем это удалось мне. - Тут он упал на
подушки и закашлялся.
Помню, как я, вне себя от радости, возвращался домой. А в следующий
раз, зайдя к нему, я застал его в постели. Пьяная экономка была внизу, и,
прежде чем войти к дяде, я немного подурачился в коридоре со служанкой - я
ведь был тогда молод. Он быстро угасал. Но тщеславие все еще снедало его.
- Ты прочел? - прошептал дядя.
- Читал всю ночь напролет, - сказал я, наклоняясь к его уху, чтобы
подбодрить его. - Ваше последнее произведение, - продолжал я и, вспомнив
какие-то стихи, добавил: - "отважной мысли взлет!"
Он тихо улыбнулся мне и попытался пожать руку, совсем слабо, как
женщина, но так и не смог.
- "Отважной мысли взлет!" - повторил я, видя, что ему это приятно. Он
не ответил. За дверью послышалось хихиканье служанки - мы ведь с ней
иногда беззлобно прохаживались на его счет. Я взглянул дяде в лицо: глаза
были закрыты, и вид у него был такой, словно кто-то двинул его кулаком по
носу. Но он улыбался. Как странно, он был мертв, но улыбка торжества
озаряла лицо лежавшего передо мной человека, потерпевшего в жизни полный
крах.
Так и скончался мой дядя. Вы, конечно, понимаете, что мы с мамашей
позаботились устроить ему приличные похороны. Затем, естественно, начались
поиски завещания. Сперва мы действовали вполне пристойно, но к вечеру уже
обдирали обивку со стульев, выламывали филенки письменных столов и
простукивали стены, каждую минуту ожидая появления остальных
родственников. От экономки мы узнали, что она действительно заверяла, в
качестве свидетеля, завещание, - совсем небольшое, сказала она, на листке
почтовой бумаги, не далее как месяц тому назад. Другим свидетелем был
садовник, слово в слово подтвердивший все сказанное ею. Но будь я проклят,
если нам удалось обнаружить это или какое-нибудь другое завещание. Моя
матушка не скупилась на проклятия, и, должно быть, дядюшка не раз
перевернулся в гробу.
Наконец адвокат из Рейгейта огорошил нас завещанием, которое было