"Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь" - читать интересную книгу автора

птицы, в переулке заскрипела телега и засвистел какой-то мальчуган; но я
знал, что птицы - просто поющие машины, телега едет куда-то попусту, а
мальчуган, хоть он того и не подозревает, ходячий омерзительный труп.
Я старался разрешить неразрешимую проблему: почему такое место в моей
жизни заняли эта безмозглая, вульгарная полудева и компаньон, которого
можно было бы назвать мошенником, не будь он тщеславным и самодовольным
дураком? И еще больше смущала меня задача - как распутать этот узел,
стряхнуть оцепенение и оторваться от этих двух случайно выбранных
спутников жизни?
Но вне всякой связи с предыдущим в основной поток моих мыслей врывалось
особое, остро волнующее воспоминание. Передо мной совершенно неожиданно
всплывала фигура полураздетой Оливии Слотер - какой она была в тот момент,
когда, прекратив сопротивление, смотрела на меня с каким-то странным
выражением. Я презирал ее и даже ненавидел, но этот образ возбуждал во мне
такое сильное желание, какого я никогда раньше не испытывал. Ну и болван
же я был, что оставил ее и ушел! Как связать эти столь различные потоки
мыслей, одновременно проносившиеся у меня в мозгу? Было похоже на то, что
я, молодой дикарь, сижу и молча мечтаю о чем-то своем, в то время как
старый джентльмен бок о бок со мной рассуждает о пространстве, времени,
предопределении и свободе воли.
Какая-то частица моего мозга строила планы о том, как я вернусь в
Оксфорд и захвачу Оливию Слотер врасплох, - а что будет потом - наплевать!
Между тем как основное мое "я" все еще допытывалось: что стряслось с моей
душой и почему мой мир обречен на гибель? О Грэвзе я думал мало и всякий
раз с презрением и злобой. Я не столько злился на него, что он обманул
меня с Оливией Слотер, сколько - на Оливию Слотер, что она обманула меня с
ним. И смутно, но настойчиво мой мозг сверлила мучительная мысль, что
как-никак я - изменник, ибо вместе с ними (только не могу сказать, когда -
до или после печального открытия) я изменил самому себе.
Но какому это "себе"?
Причудливо сменялись мои настроения.
Наконец я встал и швырнул в камин вставленный в рамку портрет Оливии,
стоявший на комоде. Стекло треснуло, но не разбилось на осколки. Потом я
поднял портрет и поставил его на место. "Погоди, сударыня!" - И я в самых
оскорбительных выражениях высказал, как именно намерен был с ней
расправиться.
Затем мне вспоминается поездка солнечным утром на велосипеде в Оксфорд.
Кажется, я завтракал, разговаривал со своей хозяйкой и где-то слонялся
часов до одиннадцати, но подробности изгладились из моей памяти. Кажется,
я раздумывал о том, чем бы мне заняться в Оксфорде. Помню, между прочим, я
заметил, что листья на деревьях кое-где слегка пожелтели и начали алеть, и
задал себе вопрос: оттого ли, что уже приближается осень, или же от
стоявшей в то время засухи?
Оказывается, Грэвз уложил вещи и уехал. Когда явилась утром наша
приходящая прислуга, его уже не было. Она была весьма озадачена, увидев на
полу осколки стекла и черепки, мокрую постель, в которой, как видно, никто
не спал, и подобрав три шпильки. Я проявил к ее словам довольно слабый
интерес. Об этом ей следовало спросить Грэвза.
- Без сомнения, мистер Грэвз объяснит все это, когда вернется, - заявил
я.