"Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь" - читать интересную книгу автора

дела. Мои поверенные, представители старинной нотариальной конторы, к
которой перешли мои дела по наследству от дяди, несколько превысили свои
права, критикуя мое предприятие, и мне хотелось успокоить их насчет
Грэвза. Кроме того, задумав подарить Оливии ожерелье из зеленого нефрита,
оправленного в золото, я хотел, чтобы его выполнили в точности по моим
указаниям. Вдобавок один из Блетсуорси, живших в Суссексе, женился, и я
решил, что мне необходимо присутствовать на его свадьбе. Я предполагал
уехать на четыре дня, но на третий день, женив своего родственника, решил
вернуться в Оксфорд днем раньше и обрадовать Оливию своим неожиданным
появлением. Теперь мы были формально помолвлены; ее мамаша "приняла" меня
и лобызала с большим чувством; теперь я мог открыто подносить Оливии
подарки - и купил роскошный букет цветов, чтобы сделать сюрприз еще более
приятным.
Я приехал вечером, пообедав в поезде, и отправился в новый магазин, -
ключ от него я брал с собой, - чтобы взять свой велосипед. В квартире
Грэвза, наверху, было темно, и я решил, что его нет дома. Вошел я,
кажется, бесшумно и, вместо того чтобы сразу взять велосипед, некоторое
время стоял посреди магазина, разглядывая его превосходную, бесподобную
обстановку. Лишь в очень немногих магазинах имелись такие кресла и большой
стол, заваленный книгами, точь-в-точь как в клубной библиотеке!
Тут я заметил, что в конторе горит лампа под зеленым абажуром. "Должно
быть, Грэвз забыл потушить лампу", - подумал я и решил сделать это сам.
В комнате не было ни души. Но на большой конторке Грэвза лежало
недоконченное письмо, несколько листков. Я взглянул на письмо, и мне
бросились в глаза слова: "Дорогой Арнольд". Чего ради вздумалось ему
писать мне письмо? Ведь он видит меня каждый день. Итак, без зазрения
совести я уселся в его вращающееся кресло и начал читать.
Сперва я небрежно скользил по строчкам, но скоро письмо приковало мое
внимание.
"Есть вещи, которые лучше объяснять в письменной форме, - так
начиналось письмо, - особенно же когда это связано с цифрами. Ведь ты
всегда отмахивался от цифр..."
Что такое стряслось?
Накануне я провел два неприятных часа в Линкольне-Инне. Престарелый
Ферндайк (фирма "Ферндайк, Пантуфл, Хобсон, Старк, Ферндайк и Ферндайк"),
бывший школьный товарищ моего дяди, а с материнской стороны - родич
Блетсуорси, подверг такому сомнению образ действий Грэвза, что заставил
меня возразить: "Ну, сэр, ведь это прямо инсинуация!" На что старый
Ферндайк ответил: "Ничего подобного! Ничего подобного! С нашей стороны
вполне естественно задавать такие вопросы!" - "Это совершенно излишне в
отношении Грэвза", - заверил я; старый джентльмен молча пожал плечами.
Странное дело, - просыпаясь ночью, я вспоминал его слова, и они звучали
у меня в голове, когда после обеда я ехал в поезде. Я уразумел их
по-настоящему, когда прочитал в письме своего компаньона следующую фразу:
"Дорогой Арнольд! - писал он. - Дела наши плоховаты".
Смысл письма сводился к тому, что мы слишком широко задумали свое
предприятие. Он хотел, чтобы я как следует себе это уяснил. Со временем,
вероятно, все уладится, но сейчас мы оказались в тяжелом положении. "Ты
помнишь, я с самого начала сказал тебе, что это дело требует капитала в
десять тысяч фунтов, - писал он. - Так оно и есть".