"Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь" - читать интересную книгу автора

на одном оттенке синевы - и в самом деле, редко приходилось мне видеть
такой веселый магазин! К несчастью, декоратор так высоко ценил наш вкус,
что закупил слишком много краски и, чтобы излишек не пропал даром, убедил
владельцев чайного и кондитерского магазина на той же улице приобрести по
сходной цене эту краску, - а мы-то надеялись, что наш магазин будет
выделяться этим цветом среди всех остальных! В результате у нас время от
времени стали спрашивать китайский чай и бутерброды, и предполагаемые,
читатели наших книг стали расходовать свои скудные сбережения на чисто
физические удовольствия. Мы спросили нашего юрисконсульта, нельзя ли
заявить авторские права на эту краску, но юридическая сторона вопроса
оказалась слишком туманной, чтобы предъявлять иск.
Если не считать этих мелких огорчений, наше дело началось прекрасно.
Этот период моей жизни вспоминается мне как один из самых счастливых. В
роде Блетсуорси была почтенная традиция - не пренебрегать деловыми
операциями, но облагораживать их, и я уже мысленно видел, как магазины
Блетсуорси ("Блетсуорси и Грэвз") распространяются по лицу земли и
выполняют столь же полезную и почтенную задачу, как банк Блетсуорси и его
филиалы - на западе Англии. Я уже видел себя в роли идейного руководителя
предприятия, не слишком вмешивающегося в операции, которые будет вести мой
более решительный, практичный и, пожалуй, более энергичный компаньон.
Жизнь моя будет озарена присутствием моей Оливии, а свой пространный
досуг, - который окажется еще пространнее, когда наше предприятие станет
правильно работающим механизмом, - я посвящу развитию своих несомненных
художественных и интеллектуальных дарований, как только окончательно найду
себя.
Я здесь рассказываю о тайных мыслях молодого человека, о возвышенных и
обширных замыслах, с которыми юность вступает в жизнь. Внешне я держал
себя скромно и благопристойно, всегда признавая чужое превосходство,
учтиво уступал дорогу и никогда не оспаривал претензий лиц, которые могли
оказаться моими конкурентами. Но в душе был до крайности самонадеян. Мне
казалось, что я единственный в своем роде и весьма выдающийся малый, и все
меня окружающее приобретало оттенок какой-то исключительности. Я видел
перед собой стезю значительной и ответственной деятельности. И Грэвз был
чудесный союзник, изумительно одаренный, хотя все самые утонченные и
замысловатые идеи рождались у меня. А сияющим топазом, огневым опалом с
бледными губками и аметистовыми очами была моя Оливия Слотер, целомудренно
страстная, непорочно загадочная, существо, полное глубокой, несравненной
прелести, о которой со временем будут упоминать, говоря обо мне; она
войдет в мою биографию, подобно тому как Джиоконда вошла в биографию
Леонардо, этого всемирного светила, только еще на более законном
основании.
У меня не сохранилось моего портрета этой поры моей жизни, когда я так
и дышал самодовольством. Впрочем, не думаю, чтобы самодовольство и
безграничные претензии отразились на моей внешности и повадках. Полагаю,
что я был довольно симпатичным юнцом, каких немало бродило по свету. Во
всяком случае, я был хорошего мнения о себе, мне нравилось все, что меня
окружало, и вселенная казалась прекрасной. Но вскоре пузырь моего
самодовольства лопнул, безжалостно проколотый, - на радость всем
завидовавшим моему счастью.
Я поехал в Лондон на несколько дней, чтобы уладить кое-какие мелкие