"Герберт Уэллс. Мистер Скелмерсдейл в стране фей" - читать интересную книгу автора

не знала ни одна душа. Посетители кабачка плели кто во что горазд - так
разбредается во все стороны стадо без пастуха. Один говорил одно, другой -
другое. Рассуждали они об этом чуде с видом критическим и недоверчивым, но
было заметно, что на деле они склонны многому верить. Я счел нужным
высказать разумный интерес и вполне обоснованное сомнение:
- Если страна фей лежит под Олдингтонским Бугром, что же вы ее не
отроете?
- Вот и я про это толкую, - подхватил молодой батрак.
- Уж не один брался под тем Бугром копать, не раз принимались, - мрачно
заметил почтенный старичок, - да только вот похвалиться нечем...
Их единодушная, хотя и смутная вера подействовала на меня, я понимал:
здесь что-то кроется, - и это еще больше разжигало мое любопытство, не
терпелось узнать, что же на самом деле произошло. Но рассказать обо всем
мог лишь один человек, сам Скелмерсдейл; и я взялся за многотрудную задачу
- нужно было сгладить первое неблагоприятное впечатление, которое я
произвел на него, и добиться, чтобы он сам, по своей воле заговорил со
мной откровенно и не таясь. Тут свою роль сыграло и то, что я был не
простым деревенским жителем. Человек я по натуре приветливый, работы
никакой вроде бы не делаю, ношу твидовые куртки и брюки гольф, и в
Бигноре, естественно, меня сочли за художника, а там, как это ни странно,
художника ставят неизмеримо выше, чем приказчика из бакалейной лавки.
Скелмерсдейл, как и вообще многие из ему подобных, - изрядный сноб;
вспылив, он сказал мне дерзость, но только когда я вывел его из себя, и
сам, я уверен, потом раскаивался, и я знал, что ему очень льстит, когда
все видят, как мы вместе прогуливаемся по улице. Пришло время, и он
довольно охотно согласился зайти ко мне выпить стаканчик виски и выкурить
табачку, и вот тогда-то меня осенила счастливая догадка: здесь не обошлось
без сердечной драмы. Я, зная, как откровенность располагает к
откровенности, рассказал ему пропасть интересных и поучительнейших случаев
из моей жизни, вымышленных и подлинных. И во время третьего, если не
ошибаюсь, визита, после третьей рюмки виски, когда я поведал ему,
присочинив немало чувствительных подробностей, об одном весьма мимолетном
увлечении моей юности, лед был сломан - под влиянием моего рассказа мистер
Скелмерсдейл разоткровенничался.
- И со мной так же вышло, - сказал он. - В Олдингтоне. Это вот и чудно.
Сперва мне было вроде ни к чему, она по мне страдала. А потом стало все
наоборот, да только уж было поздно.
Я удержался от расспросов, последовал еще один намек, и вскоре стало
ясно как день, что ему просто не терпится поговорить о своих приключениях
в стране фей, тех самых, о которых так долго из него нельзя было вытянуть
ни слова. Как видите, моя хитрость удалась: поток откровенных излияний
сделал свое дело. Скелмерсдейл уже не опасался, что я, как все посторонние
люди, не поверю ему, стану над ним насмехаться, теперь он увидел во мне
возможного наперсника. Он томился желанием показать, что и он многое
пережил и перечувствовал, и совладать с собой он был не в силах.
Поначалу он изводил меня намеками, так и подмывало спросить обо всем в
упор и добраться наконец до самой сути, но я опасался поспешностью
испортить дело. Только после того, как мы встретились еще раз-другой и я
полностью завоевал его доверие, я сумел постепенно выведать у него многое,
вплоть до мелочей. В сущности, я выслушал, и не один раз, почти все, что