"Маргарет Уэйс и Трейси Хикмэн. Час близнецов (Трилогия легенд-1)" - читать интересную книгу автора

склепы. Мебель в помещении была старинной работы, но простая: деревянные кресла
покрывала искусная резьба, однако мало кто из гостей летописца назвал бы их
удобными, низкий стол у окна, лишенный каких-либо украшений, стоял пустым - ни
скатерти, ни книг, - только лучи заходящего солнца играли на его полированной
черной поверхности. Все предметы здесь словно бы знали свои места и не
противились заведенному образцовому порядку: даже дрова в камине - несмотря на
то что весна подходила к концу, ночи в этом северном краю по-прежнему
выдавались прохладные - были сложены аккуратным колодцем наподобие
погребального костра.
Однако каким бы холодным, строгим и чистым ни было обиталище летописца,
оно, казалось, лишь отражало холодную, строгую и чистую красоту женщины,
которая, расположившись в кресле и сложив на коленях руки, ожидала Астинуса.
По всему было видно, что терпения Крисании Таринской занимать не
приходилось, Она не вздыхала и не поглядывала на клепсидру в углу, она даже не
читала, хотя Астинус был уверен, что Бертрем наверняка предлагал ей книгу, ее
не интересовали немногочисленные резные украшения и безделушки, которые
попадались кое-где на полках среди рукописей, - она просто неподвижно сидела в
кресле с жесткой деревянной спинкой, устремив взгляд прозрачных серых глаз за
окно, на кроваво-красные отблески заката, озарявшие зловещим светом повисшие
над горами облака. Вид у нее был такой, словно она созерцает первый - или
последний - закат над Кринном.
Она была настолько увлечена заоконным пейзажем, что даже не заметила, как
в дверях появился Астинус. Тот, в свою очередь, ничем не привлекая внимания,
разглядывал ее столь же пристально. В этом не было ничего необычного, ибо
именно таким взглядом, проницательным и непроницаемым одновременно, удостаивал
историк каждое живое существо, обитающее на Кринне. Необычным было лишь
выражение жалости, глубокой потаенной печали, промелькнувшее в глубине его
зрачков.
Астинус фиксировал историю. Он вел свои записи от начала начал,
собственными глазами наблюдая бег времени, череду сменяющих друг друга событий
и занося увиденное в свои бесчисленные книги. Он не мог предсказывать будущее -
это было и оставалось уделом богов, однако он обладал редкостным прозорливым
чутьем и способностью первым замечать признаки надвигающихся перемен, которые
так тревожили Бертрема. Теперь он стоял на пороге своей комнаты и слышал
равномерный стук водяных капель в клепсидре, - поднеси он руку к воронке, и
стук прекратится, однако время неумолимо продолжит свое течение.
Вздохнув, Астинус вновь перевел взгляд на женщину, о которой много слышал,
но ни разу не встречал прежде.
У нее были черные, вернее, иссиня-черные с матовым отливом волосы, похожие
на гладь ночного моря. Они были зачесаны со лба назад и схвачены на затылке
простым деревянным гребнем. Этот строгий стиль не очень-то сочетался с ее
бледными, изящными чертами - в полутьме лицо ее казалось и вовсе фарфоровым, -
несоразмерно большими глазами и выразительным абрисом бескровных губ.
Несколько лет назад, когда она была еще совсем юной, десятки слуг помогали
ей расчесывать и укладывать эти густые черные волосы по последней моде,
закалывая их золотыми и серебряными шпильками и вплетая в вороные пряди
сверкающие драгоценности. Они красили эти высокие бледные скулы алым соком ягод
и облачали юную красавицу в бледно-розовые шелка и голубой атлас. Да, она была
прелестна, и поклонники не давали ей ни минуты покоя.
Ныне же она была одета в простое, хотя и сшитое из прекрасной тонкой