"Александр Васильев. Медыкская баллада " - читать интересную книгу автора

этом.
И, немного помолчав, собираясь с мыслями, продолжает.
- Первый снаряд упал недалеко от нашего дома, возле большого здания,
где был какой-то военный склад. Что там хранилось, я не знаю, но только нам,
цивильным, близко подходить к нему не разрешалось... Мы, вся наша семья,
проснулись, и отец велел нам быстро одеться и спуститься в подвал, который
был вырыт во дворе под сараем. Пока мы собирались, в поселке разорвалось еще
несколько снарядов и все в районе склада. Уже опускаясь в подвал, я услышала
гул самолетов, затем послышались глухие взрывы такой силы, что наш подвал
задрожал, посыпалась земля. Мне стало страшно - и за себя, и за моих
близких, но я еще не понимала, что это война. А когда поняла - подумала о
моем муже. Не о ребенке, нет, он был у меня на руках. А Николай - где-то
там, в поле, в своем каменном мешке, и это на него сыпались снаряды и бомбы.
Мой отец, когда стрельба утихала, выходил из подвала посмотреть, что
творится вокруг, и от него мы узнали, что поле, где проходила полоса
укреплений, все изрыто воронками. Немецкие самолеты, сбросив бомбы, улетали
и вскоре снова возвращались... Было невыносимо сидеть в убежище, ничего не
зная об участи мужа. Его дот был недалеко отсюда, я увидела бы, если бы в
него попала бомба, и все хотела выйти из подвала. Но родители не выпускали
меня, отец кричал: "Глупая, подумай о своем ребенке!"
Конечно, я все равно не смогла бы ничем помочь моему Николаю. А в
воображении рисовались картины: вот его ранило и он ползет по полю, истекая
кровью, вот, с черным, обгоревшим лицом идет, спотыкаясь, протянув вперед
руки, ищет дорогу к дому...
Однако все это было лишь начало. В полдень стрельба вдруг прекратилась.
Мы немного успокоились, отец снова вышел из подвала, но вернулся еще более
испуганный, чем раньше, и сказал, что в поселке немцы.
"Что теперь с нами будет, что будет?" - запричитала мать. Отца тоже
трясло, как в лихорадке: от мысли, что немцы могут расправиться с ними из-за
моего мужа, его пробирал страх сильнее, чем от бомбежки. Мне было больно на
них смотреть.
Я уже хотела отдать им моего малыша и выйти навстречу немцам - пусть
они сделали бы со мной, что хотели: расстреляли, повесили, мне было все
равно, лишь бы я отвела опасность от моих родителей и сына. Но вдруг
подумала о Николае: а может быть, я ему еще буду нужна? И тогда откуда
только у меня взялись силы! Я крикнула на отца с матерью, чтобы они взяли
себя в руки и прекратили панику. "Будем сидеть здесь и ждать, пока наши
выгонят фашистов!" Отец, правда, пробормотал, что такого еще не было, чтобы
фашисты отступали, но все же его немного успокоил мой тон - столько,
вероятно, в нем было уверенности...
А ведь так и случилось: вскоре перестрелка возобновилась, наши пошли в
атаку и выбили немцев из Медыки. Тут я не выдержала и вышла из подвала. Во
дворе встретила двух красноармейцев, забежавших, чтобы попить воды. Напоив
их, спросила про доты в поле - целы ли они? "Целы! - сказали
красноармейцы. - Слышишь выстрелы - это из дотов стреляют, по немцам огонь
ведут". Я воспрянула духом. И мой отец тоже обрадовался: здесь, может быть,
впервые я поняла, что он душой за Красную Армию...
Поздно вечером стрельба прекратилась, и мы перешли из подвала в дом,
поужинали, легли спать. Перед сном я вышла на улицу, чтобы закрыть ставни. В
поле было темно, только иногда в небо взлетала ракета, озаряя зеленым светом