"Александр Васильев. Медыкская баллада " - читать интересную книгу автора

поглядывая на дорогу. Увидев его, я спряталась за дерево, достала зеркальце,
поправила прическу, успокоилась, только потом вышла ему навстречу. "А я уже
думал, что вы не придете! - сказал он, весь сияя от радости. И взял меня под
руку. - Можно, я буду звать вас просто Лена?"
У нас, поляков, Лена это Гелена. Но я не стала возражать, раз ему так
хочется... В этот вечер мы гуляли, танцевали, потом ушли на дальнюю аллейку,
на склон, и там он меня поцеловал. И я его поцеловала. Не думала, хорошо ли
это или плохо - целоваться с человеком, которого видишь второй раз в жизни.
До того я целовалась очень редко - с Вацеком, но это были другие поцелуи,
скорее как у брата с сестрой. С Николаем целовалась совсем не так - каждый
поцелуй был словно объяснение в любви. Может быть, неудобно об этом
говорить, да еще вам, чужим людям, только ведь, по-моему, надо стыдиться
плохих чувств, а то чувство было светлое, вот как сегодняшний день - с
солнцем, с первым снегом...
Через несколько дней Николай пришел к нам домой, чтобы познакомиться с
моими родителями. Они встретили его вежливо, но сдержанно, когда же Николай
сказал, что хочет на мне жениться, отец с матерью, переглянувшись, не
ответили, решили сделать вид, что не понимают по-русски... Тогда я им
сказала, что люблю этого человека и буду его женой.
Какую бурю мне пришлось выдержать, когда Николай ушел. Отец кричал на
меня, топал ногами: "Чем плох для тебя Вацек? Он сын хороших родителей, мы
его семью знаем. А кто такой этот русский офицер? Еще увезет тебя в Сибирь!"
А мать сокрушалась, плакала, ей было непонятно, как я, ее всегда послушная
дочь, вдруг проявляю такое упорство. "Чем он тебя околдовал? Ведь он даже не
говорит по-польски, а ты едва знаешь по-русски. И знакомы-то вы всего
несколько дней. А для того, чтобы стать мужем и женой, надо хорошо знать
друг друга".
Они решили все рассказать Вацеку, чтобы тот со своей стороны повлиял на
меня. И бедный Вацек пришел ко мне, но не стал меня отговаривать, только
взял мою руку и спросил, посмотрев в глаза: "Скажи, Магдаленка, ты его очень
любишь?" Я, глотая слезы, кивнула. Тогда Вацек тихо поцеловал меня в лоб,
словно прощаясь навеки. "Что ж, я понимаю тебя. Будь счастлива". И в тот же
день он уехал во Львов. Больше я его в Перемышле не встречала до сорок
четвертого года. Но об этом потом...
Мы поженились с Николаем в мае сорокового года. В церкви, конечно, не
венчались, опять же к неудовольствию моих родителей. Но тут они, кажется,
поняли, что советский офицер не может придерживаться старых порядков. Мать,
пожалев меня, повесила мне на шею ладанку с девой Марией - хранительницей
домашнего очага. "Тому не бывает счастья, кто пошел против родительской
воли, - сказала мать. - Но, может быть, судьба будет к тебе милостивой".
Николай только посмеялся над суеверием пожилых людей. "Люди сами хозяева
своей судьбы!" - говорил он.
Жить я перешла к нему в квартиру в военный городок - вы видели,
наверное, большие серые дома на Львовском шоссе, когда ехали сюда. Там у
него была комнатка - три шага в ширину, три в длину... Но мы не замечали ни
тесноты, ни неудобств. Жили счастливо.
Многое могла бы я вспомнить о том времени, и все хорошее - как мы
ходили в Дом Красной Армии на концерты, как учили друг друга языкам - он
меня русскому, а я его польскому, как я впервые сварила щи - у нас, поляков,
этого кушанья нет, а я желала угодить мужу, но такое наготовила по