"Вашингтон Ирвинг. Таинственные новеллы" - читать интересную книгу автора

хитрость и что кавалер имел на нее тем большее право, что совсем недавно
оставил службу в войсках.
Итак, все уладилось как нельзя лучше. Барон тут же на месте простил
молодую чету. Празднества в замке возобновились. Бедные родственники приняли
нового члена семьи с радушием и любезностью: он был так учтив, так благороден
и так богат. Тетушки; правда, были немного сконфужены, что проводившаяся ими
система затворничества и беспрекословного послушания нисколько не оправдала
себя, но приписали это своей небрежности, состоявшей будто бы в том, что они
не прибили к окнам решеток. Одна из них никак не могла примириться с мыслью,
что страшный рассказ ее безнадежно испорчен и что единственный призрак,
который ей случилось увидеть, оказался подделкой; что же касается ее юной
племянницы, то она, по-видимому, была бесконечно счастлива, обнаружив, что
призрак состоит из самой что ни на есть настоящей плоти и крови. Здесь повести
нашей - конец.

ЛЕГЕНДА О СОННОЙ ЛОЩИНЕ

Из бумаг покойного Дитриха Никкербоккера

Был это мир, влекущий нас в мечту
Виденье сонных глаз; манящий край
Воздушных замков в облачных грядах.
Небесной синевы летучих стай.

Джеме Томсон
"Замок -Лени"

В глубине одной из тех просторных бухт, которыми изрезан восточный берег
Гудзона, там, где река раздается вширь, - в старину этот разлив был окрещен
голландскими мореплавателями Таппан-Зее <Таппанское озеро (голл.)>, причем
здесь они всегда предусмотрительно убирали часть парусов и молились св.
Николаю о заступничестве и покровительстве, - лежит небольшой торговый
поселок, или, вернее, сельская пристань, именуемая при случае Гринсбургом,
хотя точное и общеупотребительное название ее - Тарри-Таун <С трудом поддастся
переподу, нечто вроде: "Мешкай-город". В действительности это название
является, как полагают, искажением голландского Tawen Dorp, то есть "Пшеничная
гавань">. Нам рассказывали, что она была прозвана так во дни оны почтенными
кумушками здешнего края, отметившими таким образом застарелую склонность своих
супругов застревать в базарные дни в деревенском трактире. Как бы то ни было,
не ручаясь за достоверность этого объяснения, я привожу его здесь потому, что
стремлюсь к точности и достоверности. Неподалеку от деревни, в каких-нибудь
двух-трех милях, находится небольшая долина, или, вернее, лощина, окруженная
высокими холмами и являющаяся одним из самых безмятежных и мирных уголков на
всем свете. По ее дну скользит ручеек, баюкающий и навевающий дрему; случайный
свист перепела да "тук-тук" зеленого дятла - вот единственные звуки,
нарушающие ее неизменную тишину.
Вспоминаю, что в дни юности именно здесь, в роще, прикрывающей один из
склонов лощины, среди высоких ореховых деревьев, я застрелил свою первую
белку. Дело было в послеполуденный час, когда природа особенно тиха, так что
меня самого испугал громкий выстрел моего ружья, прервавший торжественное