"Вашингтон Ирвинг. Таинственные новеллы" - читать интересную книгу автора

впечатление. Она слушала его с глубоким вниманием, и на щеках ее то
вспыхивала, то угасала краска румянца. Время от времени она стыдливо отвечала
ему на вопросы, а когда он отводил глаза в сторону, решалась украдкой бросить
взгляд на его романтическое лицо и неслышно вздохнуть от избытка счастья и
нежности. Было очевидно, что молодые люди полюбили друг друга. Тетушки - а
кому, как не им, знать толк в сердечных делах? - решительно заявили, что и он
и она прониклись любовью с первого взгляда.
Ужин протекал весело или во всяком случае шумно, ибо гости были
счастливыми обладателями того благословенного аппетита, который дружит с
пустыми кошельками и горным воздухом. Барон рассказывал самые лучшие и самые
длинные из своих историй, и никогда он не рассказывал их так хорошо или по
крайней мере с большим аффектом. Если в них попадалось что-нибудь
сверхъестественное, его слушатели тотчас же начинали охать и ахать, если
фривольное - хохотали и как раз там, где это требовалось. Барон, надо
признаться, подобно большинству великих людей, был до того преисполнен
сознания собственного достоинства, что никогда не снисходил ни до какой иной
шутки, кроме разве в высшей степени плоской. Но она неизменно подкреплялась
бокалом отличного хокхеймера; а когда стол уставлен веселым старым вином,
самая плоская шутка хозяина становится неотразимой. Много всякой всячины было
выложено другими - не такими богатыми, зато более остроумными - шутниками;
остроты их, впрочем, неповторимы, и воспроизвести их можно было бы, пожалуй,
лишь в сходных условиях; много лукавых речей, сказанных на ушко женщинам,
заставили их корчиться от еле сдерживаемого смеха, а один бедный, веселый и
круглолицый кузен проревел несколько песенок, заставивших девственных тетушек
укрыться за веерами.
Среди этого шумного пиршества молодой рыцарь сохранял какую-то совершенно
особенную и неуместную тут серьезность. На его лице все явственней проступало
выражение глубокой подавленности; по-видимому, как это ни странно, остроты
барона еще больше усугубляли его тоску. Порой он впадал в задумчивость, а
порою, напротив, глаза его беспокойно и безостановочно блуждали вокруг,
выдавая, что ему как-то не по себе. Его беседа с невестою становилась все
серьезнее и загадочнее; на ее чистом, безмятежном челе стало собираться хмурое
облачко, по ее чувствительному, нежному телу время от времени пробегала легкая
дрожь.
Все это не могло ускользнуть от внимания окружающих. Их веселье было
отравлено непонятною мрачностью жениха; она проникала в их души. Они начали
перешептываться, обмениваться тревожными взглядами, пожимать плечами и
покачивать головой. Песни и смех стали раздаваться все реже; все чаще общую
беседу прерывали зловещие паузы; вслед за ними потянулись диковинные истории и
таинственные легенды. Один страшный рассказ влек за собою другие, еще более
страшные. Наконец барон довел нескольких дам почти до истерики своей повестью
о всаднике-призраке, похитившем прекрасную Ленору, - эта жуткая, но правдивая
история переложена была впоследствии в великолепные стихи и обошла в таком
виде весь свет <В. Ирвинг имеет в виду одноименную балладу немецкого поэта
Бюргера (1747 - 1794).>.
?ених выслушал повесть с глубоким вниманием. Он устремил на барона
пристальный взгляд и, когда рассказ подошел к развязке, начал медленно
подниматься с места; он становился все выше и выше, и завороженному взору
барона почудилось, будто он превратился чуть ли не в великана. Как только
повесть была закончена, рыцарь тяжело вздохнул и торжественно попрощался с