"Роберт Уоррен. Приди в зеленый дол" - читать интересную книгу автора

час, когда так славно дышится и местные старушки неторопливо выезжают в
своих допотопных авто, чтобы полюбоваться цветущей магнолией, украшавшей
университетские газоны, он, обнажив свое мужское естество, катался на
мотоцикле взад и вперед перед университетом. В тот вечер, придя выразить ему
сочувствие, Маррей застал Сандерленда сидящим на кровати между двумя
чемоданами, в которые он как попало запихивал вещи. На полу, посреди груды
разодранных книг, стояла наполовину пустая бутылка самогона - это было еще
при сухом законе. Маррей сказал, как ему жаль, что все так вышло, а
Сандерленд, выпучив на него синие глаза, покрасневшие от виски, высокомерно
отвергая сочувствие, завопил:
- Да лягал я их! Весь ваш вшивый университет! - чем ранил Маррея
Гилфорта в самую душу.
Сандер вернулся в долину Спотвудов, в свое родовое гнездо, к которому
подъезжал теперь Маррей. Сколько раз бывал он здесь за эти последние годы -
и зимой, и летом: останавливался там, где когда-то были ворота, и с легким
стеснением в груди шел к подгнившим ступенькам крыльца.
Он сразу же заметил, что ступеньки кто-то подновил, аккуратно постлав
хотя и не новые, но прочные на вид доски. У веранды он увидел молоток, пилу
и металлический угольник, старые, но поблескивавшие от недавнего
употребления. Бурая от застарелой ржавчины пила была смазана жиром.
Он поднял ее и понюхал. Да, свиной жир. Однажды они с Сандером, еще
мальчишками, построили лодку для рыбной ловли. Пила, которой они работали,
тоже была бурая от ржавчины, и, чтобы не заедало, они смазывали ее свиным
жиром. Он положил пилу и пошел к двери.
"Зачем я приехал, - спрашивал он себя. - Какого дьявола я сюда
приперся?"


Дверь отворилась. В темноте прихожей его встретила Кэсси - белый овал
лица, будто повисший в пустоте. В первое мгновение, еще не находя слов и
глядя прямо в эту парящую белизну, он увидел девочку, отворившую ему, когда
двадцать лет тому назад он пришел в этот дом на похороны Джозефины
Килигру-Спотвуд, первой жены Сандерленда Спотвуда. Двадцать лет назад,
увидев в полумраке прихожей это смутно белеющее лицо, Маррей Гилфорт с
бешеной болью в сердце разгадал в нем свою судьбу. Вцепившись белой ручкой в
дубовую, потемневшую от времени дверь, девочка тогда сказала: "Я Кэсси
Килигру. Я ухаживала за тетей. За тетей Джози, которая умерла".
Теперь, столько лет спустя, стоя в дверях, отворившихся- в ту же самую
темную прихожую, он увидел ту же белую руку, сжимавшую дверь, и хотя рука
стала костлявой, а лак на двери давно уже облез, но и сейчас Маррей помнил,
как уже тогда он предвидел все, что принесет им будущее. Зачем дано
смертному предвидение? Разве не довольно ему того, что ложится на его плечи,
когда судьба уже свершилась?
Он помнил, как однажды Сандер, еще мальчишкой, прискакал по лугу на
своем неистовом мышастом жеребце по кличке Мертвый Глаз, соскочил с седла,
сам с помертвевшими глазами и вздымавшейся грудью, и крикнул: "Зуб даю, что
не решишься сесть в седло!" - и он, Маррей Гилфорт, еще только подняв ногу в
стремя, уже предвидел, что Мертвый Глаз вздыбится и прыгнет и весь мир,
покатится в черноту. Зачем ему это предвидение? Почему не дано ему жить, как
Сандер, - ничего не зная, ни о чем не заботясь?