"Джон Уэйн. Малое небо (Сб. "Современная английская повесть")" - читать интересную книгу автора

молоко. Он вообще любил выпить немного виски на ночь; но теперь главное -
не пристраститься к выпивке. Не поддаваться искушению увеличить вечернюю
дозу.
Закончив эту операцию, он завинтил крышку, поднес стакан к губам и тут
сообразил, что к нему кто-то обращается.
- Вот это в самом деле друг в этакую холодрыгу. Это уж как пить дать.
Джири обернулся. Старик ирландец весьма дорожил такой дружбой, это было
заметно по его тяжелому багровому носу и желтым полуприкрытым белкам глаз.
Он расплылся в радостной улыбке и проковылял к столику Джири.
- Что и говорить, богом забытая страна, - заметил он, проворно выхватив
фляжку из рук Джири, - негде горло промочить, коли устал и на сердце
тяжко.
Он понес было фляжку к губам, но Джири сжал его запястье.
- Налей себе сколько хочешь, но из горла пить не стоит.
Ирландец понимающе хихикнул:
- Боишься, лишнего тяпну? Но ты вроде бы сказал "да", и на том спасибо.
Бог простит коннемаров, они-то прямо из ведер хлестали. - Он взял
оставленную кем-то чашку, понюхал ее. - Хм. Чай. Сойдет. Если бы кофе,
другую бы нашел. А чай доброму солоду не помеха. - Он набулькал почти
полчашки. - За твое доброе сердце. Хоть и англичанин, а с понятием к
ближнему. Сразу видать, порядочный человек. Пускай господь хранит мою
Коннемару. Мою отчизну. Неплохо бы теперь податься туда.
- Неплохо бы, - кивнул Джири.
- Сердце у тебя доброе. Перевелись нынче башковитые люди. Вот раньше -
славное было время. Слишком много черных расплодилось по стране. А белый
человек работы себе найти не может, готов на четыре точки встать, что твоя
лошадь.
Он налил себе еще. Джири захлопнул книжку и огляделся, раздумывая, как
бы избавиться от непрошеного собеседника. И встретился взглядом с рослым
парнем в грязной спецовке и тяжелых сапогах, тот сидел неподалеку на
стуле-грибе и с лютым подозрением следил за Джири.
- Кругом чернота, - продолжал гражданин Коннемары. - Только не на
тяжелых работах. Если белому человеку нужно подработать, он должен лезть
под землю, что твой крот. Я вот нынче так работал. Спустили меня в люк, в
длиннющую трубу, потом туда же - провода какие-то, водища на меня лилась в
три ручья.
- Да, не очень приятно, - сказал Джири.
- И ни одного черного поблизости, - продолжал старик. - Они-то
быстрехонько смываются, когда им что не по вкусу. Мне шестьдесят семь. Я
должен бы им втемяшивать, что и как делать, а не лезть в дыру в этот
потоп. Сердце твое бы разорвалось глядеть на такое. Бедная моя матушка,
увидь она меня там, восстала бы из гроба. Не думал я, что в землю придется
зарываться, пока не стукнет смертный час. Но не вечно же так будет,
господь услышит меня. И покарает этих черных мерзавцев язычников.
- Я не совсем понимаю, в чем они виноваты, - заметил Джири.
- В чем? - Лицо старика перекосилось от ярости. - Да в том, что белый
человек им в отцы годится, а должен ползти, как суслик, под землю, да еще
вода на голову льет. Они кокаином балуются, сам видел, как они его нюхают.
Ни один христианин не употребляет наркотики. Так ведь? Отвечай! - Он
привстал, навалившись на стол, и впился в Джири скошенными от злобы