"Хью Уайбру. Православная Литургия " - читать интересную книгу автора

(Taft, The Great Entrance, p. 84).

Осуждая не на то направленное благочестие, Евтихий между делом
сообщает, что внесение даров сопровождалось пением. Пение в этом месте
литургии, как и в ее начале, стало общепринятым для всех церквей еще в V в.
Обычно пели псалом с каким-нибудь популярным рефреном. Евтихий, видимо,
указывает на то, что и в Константинополе утвердилась именно такая форма - он
говорит о "псалмопениях". Упоминание "Царя славы" отсылает нас к конкретному
псалму - 23-му, ибо этот образ встречается только в нем. Итак, судя по всем
имеющимся у нас сведениям, внесение даров в начале VI в. сопровождалось
стихами 7-10 Псалма 23 - возможно, с аллилуйей в качестве рефрена.

В том же VI в. в состав песнопений вошла Херувимская песнь в нынешнем
варианте. Историк Кедрин сообщает, что император Юстин II повелел исполнять
ее - надо полагать, при вносе евхаристических даров - на девятом году своего
царствования (573-4). Тогда же было постановлено петь в Великий четверг гимн
"Вечери твоей тайной". Кроме этих двух, в наше время при внесении даров
исполняют - на литургии Великой субботы - песнь Великого входа "Да молчит
всякая плоть человеческая". Ее, по-видимому, включили в константинопольский
обряд много позже - в XI или XII вв., позаимствовав из иерусалимской
литургии, и заменяли ею, когда считали нужным, Херувимскую песнь.

Почти доподлинно известно, что эти тропари (Херувимскую песнь и
остальные) внедряли как рефрены к псалму с присовокуплением аллилуйя,
которую пели и раньше. Исполняли их, наверное, в той же манере, что и
входные песнопения: сначала тропарь трижды пропевали певчие, потом, тоже
трижды - народ. Занимало это довольно много времени, что при масштабе
процессий в таком храме, как Великая церковь, вполне оправданно и даже
необходимо. В храмах поменьше могли обходиться меньшим числом стихов из
псалма; кроме того, роль певчих там могли брать на себя священники и
диаконы. Вряд ли в службах какой-либо иной церкви было столько певчих, как в
Айя-Софии.

Пока диаконы с приличествующей случаю торжественностью вносили хлеб и
вино, епископ готовился их принять. Вероятно, именно во время этой процессии
он, а с ним - и пресвитеры, омывали руки в знак символического очищения и
тихо молились, приготовляясь к Анафоре. Диаконы доходили до алтаря, в
соответствующем порядке возлагали на престол дары и, возможно, совершали
перед ними каждение.

Здесь мы должны как можно четче понять, что песнопение, сопровождающее
внесение даров в византийском обряде, вводит во всю последующую часть
литургии, которую следует воспринимать как единое целое. Это не просто
"музыкальное сопровождение" идущей с дарами процессии. В свете окончательно
сложившейся системы символических толкований в этом песнопении стали видеть
указание на Христа, символически представленного дарами и входящего как бы в
самой процессии. Однако из самих текстов песнопений видно, что смысл их
гораздо шире. Херувимская песнь призывает молящихся отложить все мiрские
заботы, чтобы в причастии принять Христа. Она предвосхищает пение Sanctus'а,