"Ванда Василевская. Радуга " - читать интересную книгу автора

- Ладно, ладно. Вот я скажу Курту, почему вы так долго по воду ходите!
Как только придет, - скажу!
Женщина вскочила. Очищенная картошка покатилась по полу, со звоном упал
нож. Наклонившись вперед, с окаменевшим лицом, она пошла прямо на Пусю, и
та, побледнев от страха, подобрала ноги под скамью и, словно для защиты,
подняла руки к груди.
- А ты откуда знаешь, куда я хожу? Ты-то откуда знаешь?
Но Пуся уже вспомнила, что под окном ходит часовой, что достаточно
только крикнуть, и успокоилась.
- Я знаю все, что мне надо.
- Ах, ты...
Федосия подавила в себе желание схватить за горло, задавить, растоптать
это маленькое черненькое создание, похожее на притаившуюся крысу. Ее
охватило невыразимое отвращение к тому, чтобы коснуться этого хрупкого,
слабого тела, отвращение здорового, нормального человека к извращенности и
болезненности. Она сплюнула, вернулась к своей скамейке перед печкой,
торопливо схватила картошку, и из ее рук снова поплыла лента шелухи.
Захлюпала вода в горшке, брызгая на пол. Пуся с демонстративно поднятой
головой отправилась в горницу заводить патефон.
Федосия чистила картошку и чувствовала, как у нее холодеет сердце.
Значит, та знает и наверняка скажет немцу. Она таила это в себе до поры, до
времени, а теперь отомстит и скажет.
В горнице низкий томный голос пел:
- Камин горит...
Что будет? Она не сомневалась, что офицер что-нибудь выдумает. Строгое
запрещение хоронить погибших в последнем бою до сих пор было в силе. Пусть
они лежат там, в овраге у деревни, во власти вихрей, морозов и ворон. Пусть
они лежат там нагие, ограбленные, на страх другим, как предостережение
другим, как знак немецкого торжества. Сначала крестьяне старались похоронить
убитых, но не удалось. Овраг был под постоянным наблюдением. Молодой Пащук,
который подкрался ночью с лопатой к этому месту, с той ночи лежал вместе с
ними с пулей в груди, головой в сугробе. Так все и осталось.
Люди поняли, что ничто не поможет.
Но ни у кого из деревни не было там сына. Только у нее. Только одному
Васе суждено было очутиться в отряде, который проходил через деревню. Какое
это было счастье тогда... Он неожиданно вбежал в избу, веселый, смеющийся,
как всегда. На мгновение, только на короткое мгновение. А на рассвете
подошли немцы, захватили врасплох, и Вася оказался как раз в той группе,
которая была окружена и до последнего уничтожена в овраге.
Она нашла его в тот же день. Сердце привело ее прямо к тому месту, где
он лежал. Он был уже мертвый, с него успели сорвать обмундирование.
И каждый день с тех пор, вот уже месяц, она ходила туда и смотрела на
сына. Как он коченеет, как чернеет на морозе его лицо, как мороз сверлит
щели в его нагой ступне. Она уже привыкла к тому, что каждый день, а то и
два раза в день, идя по воду, она может увидеть свое мертвое дитя. А теперь?
Что будет теперь?
...Нежность, любовь, ласка, мечты обо мне... - пел патефон.
Он уж выдумает что-нибудь, не простит. Она не боялась за себя. Она
боялась за свое дитя, за свое мертвое дитя, погибшее там, в овраге,
замороженное, окаменевшее, за свое дитя с круглой дырой от пули в виске.