"Данила Врангель. Славянский стилет " - читать интересную книгу автора

потом их мясо. Чтобы жизнь продолжалась! Но не их, не их реинкарнированная
жизнь, а жизнь тех, кто их убьет. Коровам нечего противопоставить невидимому
визави в этом взаимопоглотительном процессе. Нет у них заинтересованного
представителя, внедренного в плотоядный окружающий коммуникатив, который
рассматривает все под углом восприятия говяжьего фарша, сквозь
гастрономическую призму. И поэтому вопрос смысла их существования так
гильотинно решен для всех пеструшек стальной детерминантой убойного ножа.
...В последний день мая машина мчалась по дороге среди зеленых
кустарников. Кругом все цвело, пело, радовалось жизни и рождалось,
рождалось, рождалось... Коровы в кузове были несколько преклонного возраста,
скажем так - бальзаковского, и, возможно, поэтому их решили прикончить
именно в последний день весны. Кто знает, что было в основе
женоненавистнического стечения обстоятельств, которое распорядилось таким
поворотом в судьбе существ, несущих женское начало прежде всего остального.
Но факт: вон они, виднеются в кузове сквозь дорожные клубы пыли и мчатся
навстречу будущему.
Всего в автомобиле поместились три бурых красавицы, не очень
крупнорогатые, лохматые, породистые и спокойные, как утренние удои. А в
качестве четвертого элемента - молодой, тоже, видать, с родословной, бык.
Он-то как сюда попал? Черный, как смоль, производитель в это время года,
конечно же, должен быть неподалеку от коров, но - не в этом месте, не в это
время и не с этой целью, подозрительно просматривающейся впереди. Бык косил
взглядом на соседок и думал свою логически непостижимую думу. Низко над
машиной пролетели стрижи. Полуторка взвыла и медленно поползла по песчаной
дороге-змее вверх, на пригорок. Коровы поворочались внутри и снова волооко
уставились на цветущее поле ромашек и васильков. Гудели пчелы. Вдали кто-то
бил кувалдой. В кузове пахло соляркой, мотор грузовика детонировал, фыркал.
Шофер что-то орал на ухо своей напарнице-экспедиторше, хватал ее за пышные
формы, крутил баранку, но въехал в кювет, матюгнулся и заглох. Стало тихо.
Коровы жевали сено. Бык молчал. С того места, где остановилась машина,
вдалеке среди мохнатых елей уже виднелось строение бойни. Все вечно
облепленное воронами, мухами и крысами. Царство жизни! Безо всяких
показательных видеокадров, от которых порядочную крысу стошнило бы. Нет,
здесь все было, как и должно. Грязь, кровь, вонь, объедки и обглоданные
кости. Ночью здесь можно встретить невесть кого. Питаться-то нужно всем...
Крысы выглядывали из многочисленных убежищ, блестели глазами-бусинками,
возились, ворочались, пищали, царапались и своего мира самореализации и
самоликвидации, в общем-то, не скрывали. Они были расслаблены постоянным
присутствием пищи, как римские цезари, как китайские евнухи, как сиамские
близнецы. Это были все больше сытые и толстые твари. Их голые, как у
динозавров, хвосты лениво волочились по земле за хозяевами и даже формой
своего расположения указывали на беззаботность жизненного пути того, за кем
следуют в фарватере. Обладатели столь благоприятных жизненных условий даже
были некоторым образом одухотворены силой человеческого интеллекта, видящего
во всем проявление своего подобия, потому как откликались по имени. Впрочем,
имя было одно на всех. Все крысы были Маруськами.
Сказать, что они не боялись никого вообще, было бы, естественно,
перебором. Были и у крыс свои беды. Санэпидстанция, например. Хоть и бывала
она у крыс лишь в каждом десятом их поколении, но генная память хранила об
этом все детали в подробностях и упреждающих рефлексах - как основу