"Владимир Возовиков. Тайфун" - читать интересную книгу автора

Дагаев повернул глубже в лес, поднялся по склону в обход гривы, снял
лыжи, надвинул капюшон маскхалата на самые глаза и пополз к дороге, вниз,
глубоко зарываясь в мягкий лесной снег. Он полз на свет из темноты, это
давало ему преимущество перед наблюдателями "противника". "Спасибо за
огонек, товарищ посредник". И все же он едва не нарвался на засаду. Из
близкого ельничка вдруг пахнуло табачным дымком. Дагаев замер, потом
осторожно отполз, обогнул опасное место.
Все то же стелющееся пламя мерцало на дороге, озаряя людей и тягач,
оттаскивающий "сожженные" машины, но Дагаева мало обрадовало созерцание дел
собственных рук. Возле огня стояли уже знакомый человек с повязкой
посредника на рукаве полушубка и... Воронов. Опираясь на снятые лыжи, он
слушал офицера, устало опустив голову. Любая попытка выручить Воронова не
имела смысла - он во власти посредника, значит, выведен из строя, а мертвых
не спасают.
Дагаев видел, как посредник указал Воронову на тягач, и солдат медленно
побрел к машине...
На обратном пути Дагаев откровенно спрашивал себя: как же такое
случилось с Вороновым? Ну пусть ему труднее, чем другим, - разве не
приходилось прежде брать на тяжелые задания молодых солдат? И ведь
держались! Или Воронов считает, что особенные лишения не для него, а если и
готов делить их с другими, то лишь до того предела, который сам себе
положит?.. Однако почему же все-таки именно Воронову чаще других выпадали
освобождения от трудов ратных? Разве один он побивает рекорды на стадионе,
играет в ансамбле? Вон как поет Нехай, а предложи ему на выбор - ехать на
занятие в тридцатиградусный мороз или петь в самодеятельном концерте в это
же время, - пожалуй, обидится: "Що ж вы мэне за пивня приймаете чи що?" Ему,
конечно, как и всякому другому, не слишком приятно мерзнуть в боевой машине
и не спать сутками, но есть гордость солдата-разведчика, и она всего
превыше. И есть сознание необходимости, а с ним - сознание того, что именно
в своем главном солдатском ремесле ты обретаешь себя как мужчина и воин - на
всю жизнь.
Понимает ли это рядовой Воронов?
Память услужливо выпячивала подробности из первых дней службы
Воронова...
Вот командир спрашивает новичков, есть ли среди них
спортсмены-разрядники, и выходит из строя тоненький солдат в длинной
гимнастерке - руки теряются в рукавах. Воронов... Потом командир вызывает
музыкантов, художников, плясунов - и снова выходит Воронов. "Да у вас букет
талантов! - смеется командир. - Смотрите, как бы не заездили"...
Не заездили. Когда в первый раз объявили общий сбор и пришлось
совершить марш-бросок, чемпион по стометровке Воронов через полчаса раскис,
и его буквально тащили на руках те же молодые солдаты, из-за него и оценку
взводу снизили... А вот стоит он перед Дагаевым, покорно выслушивая упреки
за плохо обслуженный агрегат машины, и, выбрав момент, виновато объясняет: у
него-де руки грубеют от ледяного металла и технических масел, а потому он
вечером не сможет играть на своем изящном инструменте и не знает, как
быть, - ансамбль участвует в городском конкурсе. Дагаев готов взорваться, но
его останавливает смущенный взгляд Воронова, брошенный на агрегат: "Сам
вижу - плохо, но я же старался, правда... Мой знакомый, йог-любитель,
говорил: делай, не думая, что тебе велят, и ты не сделаешь ничего