"Владимир Возовиков. Осенний жаворонок" - читать интересную книгу автора

где виновник отбывал наказание, долго с ним беседовал. А через неделю этот
"тип", взятый на учение прямо с гауптвахты, подставил собственную ногу под
скат грузовика с солдатами, сползающего в овраг по размытому склону - не
оказалось у парня под руками ни камня, ни жерди... Вот тебе и "чужеспинник"!
К тому времени, когда солдат вернулся из медсанбата, казалось, никто уж не
помнил оскорбительно-гневных слов Батурина. И все же Батурин перед строем
роты сказал ему: "Прежней вины вашей я не забыл. Но слова мои были
несправедливы. Беру их обратно и прошу извинить меня, если такое
извиняется". По облегченному вздоху солдат догадался: все они помнили, и это
извинение не убавило ему авторитета...
Другой осенью принял роту и едва осмотрелся - послали в колхоз на
уборку хлеба. Год выпал урожайный, на току рядом работали колхозники,
студенты и солдаты. Когда собираются люди из разных мест, каждый, словно
артист на эстраде, трудится красиво и до изнеможения, а работа, самая
тяжелая, становится праздником.
Он приметил ее сразу, тоненькую и невысокую, в застиранном летнем
платьице в горошек; она подгребала пшеницу к зернопульту большой деревянной
лопатой, изредка поправляла алую новенькую косынку, стягивающую густые и
мягкие каштановые волосы, и нет-нет да посматривала на Батурина и его солдат
сквозь ливень солнечного зерна, смеясь, что-то говорила подругам; за
грохотом зернопульта терялись человеческие голоса, но Батурину казалось -
она говорит о нем.
Под ее взглядами молодой ротный Батурин играл тяжкими мешками с зерном,
не уступая богатырю старшине, который только покряхтывал и багровел,
удивленно оглядываясь на командира. В перерывах солдаты окружали молодых
колхозниц и студенток. Наверное, впервые с довоенных дней ни одна девушка
здесь не чувствовала себя дурнушкой, а Батурин завидовал своим подчиненным,
и, ведя серьезные разговоры с бригадиром и весовщиком, тайком следил, кто
там увивается возле алой косынки. Снова пулеметно стучал зернопульт,
железные плицы врезались в янтарные горы зерна, на весах росли пирамиды
тугих мешков, и за дробным солнечным ливнем весело пламенела алая косынка,
смеялись серые, сощуренные от света глаза... Вот такой она чаще всего
вспоминалась потом в дни расставаний...
Ни на войне, ни в мирные годы не считал себя Батурин отчаянным
человеком. Только сам знает, сколько порывов и желаний скрыл он в душе,
сколько раз уступал дорогу другим из молчаливой гордости и презрения к
суетливой погоне за успехом и выгодой. Может, потому и не пошел далеко в
чинах и званиях, что пробивным не был, просить за себя не умел. Но случаются
моменты, когда всякий человек должен сказать себе: за это я повоюю. После
работы, отправив роту в палаточный городок, он уверенно подошел к
студенткам, озорно плескавшимся теплой водой из железной бочки, и, глядя
поверх алой косынки, сказал: "Приходите, девушки, в клуб на танцы вечером.
Со своей стороны обязуюсь прислать всех лейтенантов, всех отличников и всех
желающих, кроме наряда". "Они у вас еще и танцевать смогут?" - насмешливо
спросила одна. - "Это вы сами проверите". - "Да уж проверим!" - "Фи,
девушки! Какой прок от военных? Старшина и наговориться-то не даст, им
пораньше баиньки надо. Хоть до полуночи отпустите?" - "Пока сам не уйду,
другим не позволю", - засмеялся Батурин. "Ну, Наталка, смотри, держи
командира покрепче, постарайся для коллектива!" - И вытолкнули вперед
упирающуюся студентку в алой косынке. Батурин испугался, что бесцеремонность