"Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. На перекрестках времени (Авт.сб. "Очень далекий Тартесс")" - читать интересную книгу автора

подготовке первого рейса. На каком основании...
- При чем тут рейс? - Жан-Жак повысил голос. - Мне надо кое-что
проверить. Ступайте, я не нуждаюсь в вашей помощи.
- А Ника Самофракийская? - воскликнул я. Меня уже зло начало разбирать.
- Как она попала из Лувра в багажник СВП?
- Ну если вы в курсе, - уже другим тоном проговорил он, - то вам,
вероятно, известно, что сегодня я должен отвезти ее назад.
- Разрешите, мы вас проводим.
- Не надо. Я сам знаю дорогу.
- И все-таки мы вас проводим. Верно, ребята?
Жан-Жак махнул рукой и полез в СВП, а мы за ним. Жан-Жак сразу прошел к
пульту и защелкал клавишами путевой программы. Затем кивнул Виктору, и тот
включил хронодеклинатор. Коротко пропели пускатели... На мгновение
застлало глаза... Я огляделся. Все было привычно в рубке. Но я-то знал,
что мы уже мчались против течения Времени!
Как хотите, а это был исторический миг! Я удивлялся Виктору: вид у него
был самый будничный. Но потом и я взял себя в руки.
То, что я узнал в полете, потрясло меня настолько, что... Нет, пусть
дальше Леня Шадрич рассказывает. Он не из нашего сектора, и поэтому из нас
троих он самый объективный.



3. ИЗЛАГАЕТ ЛЕОНИД ШАДРИЧ

Как мы вылетели, не помню. Перед глазами был туман: очень странное
ощущение - не сон, не обморок, а... полное отключение. Не знаю, сколько
это продолжалось, по потом прошло. Я посмотрел на свои часы, они
показывали двенадцать минут первого, то есть время вылета, а ведь мы
летели уже довольно долго. Я приложил их к уху. Часы стояли.
Андрей насмешливо улыбнулся и сказал Виктору:
- Посмотри на этого лопуха.
На меня, значит. А Виктор сказал мне:
- Брось. В рейсе тиканья простых часов не услышишь. Наш путь займет
время между тиком и таком. Хочешь узнать собственное время, посмотри на
хроноскоп.
Я посмотрел, и напрасно, потому что хроноскоп, которым они так
гордятся, - какой-то нелепый сундук с окошечками, показывающими не время,
а некое Эйнштейново число, индекс Козюрина и гиперболический ареакосинус
кого-то или чего-то. И все это вместе не то интегрируется, не то
логарифмируется, я никогда не находил здесь особенной разницы.
А когда я попросил толком сказать, который час, Андрей начал мне
толковать, что для жителей фотона, не имеющего массы покоя, времени не
существует вообще. Так как я не житель фотона, то ничего не понял и
попросил оставить меня в состоянии покоя.
Потом я вспомнил, что в грузовом отсеке лежит великая статуя. Ника
Самофракийская! Я сказал, что хочу спуститься вниз и как следует ее
осмотреть. Ведь не каждый день выпадает такой счастливый случай. Но Андрей
язвительно заметил, что легче спуститься в преисподнюю, чем в грузовой
отсек во время рейса. Будь я менее деликатен, я бы, конечно, нашел, что