"Валерий Вотрин. Фактория" - читать интересную книгу автора

все куда-то разбежались. На снегу во все стороны расходились цепочки следов,
обрывающиеся в самых неожиданных местах, в воздухе еще чувствовался дымок
чьей-то трубки, и, поднеси к определенной точке в холодном воздухе горячие
дымящиеся уголья, застывшие в этом месте слова вытаяли бы и сами собой
сказались, как уже случалось где-то с кем-то. Вот тогда и обнаружилась бы
скрытая истина, вот и протаяли бы целые диалоги, скопища звуков, изрекаемых в
воздух, как в цементирующий раствор, вот бы и образ Ганнона протаял как есть,
и не нужно уже гадать, и вообще слов не надо.

Важные, а то и просто великие идеи приходят обычно в самые тривиальные,
вовсе не предназначенные для визита таких блестящих гостей моменты. Сгребая
лопатой снег, Фора вдруг понял, что очищается от Ганнона, мало того, должен
это сделать. Ганнон стал не нужен. Он принадлежал уже могильной мертвой
персти, и если бы Фора обнаружил здесь его дневник, вернее, если бы Ганнону
вздумалось вести дневник, Форе пришел бы конец как представителю компании
здесь, как официальному лицу, как предстателю самого президента Компании
Северных морей. Фора, Карстен Фора, служащий компании, официально
уполномоченный проводить все обозначенные в его удостоверении действия, не
обязан придерживаться той же политики, что и его предшественник. Почему это он
должен зависеть во всем от этого Ганнона? Фактория Ганнона, опальная,
непонятная фактория, ушла в прошлое. Умерла. Есть только фактория Форы, часть
сети факторий Компании Северных морей, и это лояльная, подчиняющаяся уставу и
администрации компании фактория. Крыльцо было расчищено. Фора толкнул дверь,
поставил лопату в угол и повернулся. Перед ним стоял туземец.

Это был старик, очень маленький, облаченный в безразмерную оленью малицу.
Под большим меховым капюшоном едва можно было разглядеть крохотное костистое
личико, смотревшее парой тоненьких морщинок. В руках он сжимал ворох оленьих
шкур, очень похожих на те, что валялись на складе. Выдержав паузу, старик
бросил шкуры на пол, повернулся, и тут Фора сообразил, что он сейчас уйдет.

- Стоп, стоп! - подняв руки, сказал он туземцу. То есть он хотел сказать
старику, чтобы, дескать, тот прошел в дом, уселся, чаю, что ли, попил там,
покурил. Таким образом Фора проявлял свое гостеприимство.

Однако старик даже и не собирался заходить. Что-то резко ответив, он
толкнул дверь и вышел. Фора, выглянув в окно, увидел, что внизу ждет оленья
упряжка. Через минуту о визите первого в жизни Форы туземца напоминали только
следы полозьев да ворох шкур, оставленных стариком. Недолго думая, Фора сгреб
их и отволок на склад. Он заметил, что обработаны они были так же, как и те, в
глубине склада.

А каково будет тому, кто вознамерился вдруг написать историю этих краев,
внезапно помыслилось ему, когда вечером он откупорил бутылку рома. Наверняка
какой-нибудь умник, этнограф. Начнет переживать, плакать о невосполнимой
утрате некоторых уникальных культур и диалектов. Погиб народ, и погиб язык.
Слова. Слова, каких, наверно, больше не существует в мире. Может, в них таился
смысл, которого не хватает многим другим языкам. Наверно, с гибелью слова его
значение, смысл, подобно бессмертной душе, попадает в иные пределы, чертоги
многомыслия, а может, даже бессмыслицы. Жалко. Чего проще - бумажка, да чуть