"Андрей Воронин. Первое дело слепого. Проект Ванга ("Слепой") " - читать интересную книгу автора

стеклом под размеренные вспышки красных огней и назойливое дребезжание
звонка промелькнул переезд с опущенным шлагбаумом и терпеливо замершим перед
этой преградой стареньким грузовиком. Под насыпью паслась рыжая лошадь;
молодой человек увидел ее, но не сразу вспомнил, как называется это красивое
крупное животное с грустными глазами. Потом вспомнил, что это именно лошадь,
а не корова; слово "корова" поначалу показалось ему пустым, хотя и смутно
знакомым звуком, а затем память услужливо подсунула зрительный образ, и
человек мысленно согласился: да, это вот она и есть - корова...
"Да, - подумал молодой человек, скользя равнодушным взглядом по
неброским придорожным красотам, - что-то с памятью... Чего-то я не того
вчера выпил. Насобачились водку из стеклоочистителя делать, черти! Так ведь
и ноги протянуть недолго!"
Впрочем, данное рассуждение показалось ему довольно спорным. Можно не
помнить, что ты делал после того, как выпил лишнего, но сам процесс
употребления спиртного - по крайней мере, самое его начало, - обычно
запоминается неплохо. Он же не помнил ничего - где, что, с кем и при каких
обстоятельствах пил; он не помнил даже, пил ли вообще. Это тоже показалось
ему странным: алкогольная амнезия - это такая штука, которую ни с чем не
спутаешь, да и сопровождается она, как правило, целым букетом сопутствующих
неприятных ощущений - тошнотой, жаждой, головной болью и гадким вкусом во
рту. Ни одного из этих симптомов у молодого человека не наблюдалось; он
просто ничего не помнил о вчерашнем дне. А если разобраться, то и ни об
одном из предыдущих...
В душу начала закрадываться тревога. Молодой человек сделал попытку
вспомнить хоть что-нибудь, но память оказалась такой же пустой, как и его
карманы. Он помнил слова и названия предметов; он осознавал, что едет в
пригородной электричке, и, подумав, путем чисто логических умозаключений
пришел к выводу, что электричка следует прочь из города. За окном буквально
на глазах становилось светлее, стояло раннее утро, а в вагоне было
полным-полно дачников. Ехали все они налегке, а значит, следовали не с дачи,
а вот именно на дачу. Начало осени - пора сбора урожая, в это время с дачи
налегке не очень-то поедешь...
Сидевшая напротив тетка с ярко накрашенными губами (молодой человек
заметил, что нарисованные губы по размеру чуть ли не вдвое превосходят те,
которыми наградила тетку мать-природа, и что на верхней губе сквозь толстый
слой алой помады пробиваются маленькие усики) тоже была дачницей и скорее
всего пенсионеркой. Соседа своего она явно не одобряла - скорее по привычке
не одобрять всех подряд, чем в силу каких-то иных, более конкретных причин.
С ней можно было заговорить - например, спросить, который час, или обозвать
старой галошей, чтоб не очень-то задавалась, - а можно было и не
заговаривать. Молодой человек выбрал второй вариант как наиболее разумный и
на этом основании сделал вывод, что способность логически мыслить осталась
при нем. Вообще, он был в полном порядке, только ничего не помнил о себе -
даже имени своего не помнил, не говоря уж обо всем остальном.
Электричка, как всякий уважающий себя поезд пригородного сообщения,
останавливалась чуть ли не у каждого столба. Вагон мало-помалу пустел -
дачники выходили на своих остановках, бренча пустыми ведрами, цепляясь друг
за друга корзинами и рюкзаками и раздраженно при этом переругиваясь, и
вереницами исчезали в глубине перелесков едва ли не раньше, чем электричка
успевала отойти от платформы. На одной из этих платформ вышла и соседка