"Андрей Воронин. Ведьма черного озера" - читать интересную книгу автора

страховки - на тот случай, если пан Станислав был подослан Мюратом с целью
заманить отряд Огинского в засаду. Такая возможность представлялась Вацлаву
маловероятной, поскольку она противоречила его понятиям о дворянской чести,
но опыт минувшего лета научил его не слишком полагаться на привычки и
суждения мирного времени. "На войне как на войне". Поговорку эту придумали
французы, но она неизменно оказывалась верной и для русских, и для поляков,
и вообще для всех, кто имел несчастье быть втянутым в кровавый водоворот
войны.
Чавкая сапогами по грязи и придерживая саблю, Вацлав сошел с дороги.
Здесь стало немного легче: невозделанная земля, хоть и пропиталась водой,
была густо перевита корешками травы и не сковывала движения. Путаясь в траве
длинными кавалерийскими шпорами, Вацлав решительно зашагал к оврагу, и отряд
двинулся за ним. В одной руке Огинский держал заряженный пистолет, а другой
сжимал железную дужку потайного масляного фонаря. Фонарь был горячий на
ощупь, от него пахло нагретым железом и ламповым нагаром. Второй пистолет
торчал у поручика за поясом, упираясь изогнутой рукояткой в ребра. Вацлав
поморщился: как всякий бывалый рубака, он относился к пистолетам с
пренебрежением. В кавалерийской атаке толку от пистолетов, считай, никакого:
ну, выпалишь на скаку раз, выпалишь другой, а дальше что? Сабля - вот
настоящее оружие гусара! Жаль только, что, когда на мост густыми рядами
пойдет французская пехота, пользы от сабли будет еще меньше, чем от
пистолетов. Да, что и говорить, пеший гусар - мертвый гусар...
Разумеется, поручик Огинский не стал делиться этими соображениями ни со
своими подчиненными, ни тем более с проводником Шпилевским. Народ в отряде
собрался бывалый и тертый, и все, что мог сказать им молодой поручик, гусары
прекрасно знали и без него.
Пан Станислав двигался впереди, сопровождаемый на всякий случай двумя
гусарами, которые не несли на себе ничего, кроме личного оружия и потребной
в бою амуниции. Эскорт этот более всего напоминал обыкновенный конвой, и,
судя по излишне прямой спине пана Станислава и его гордо вскинутой голове,
он это хорошо понимал. "Не беда, - подумал поручик, прогоняя неловкость, -
две версты как-нибудь потерпит". Это рассуждение, в целом верное, неожиданно
его позабавило: оно ясно указывало на то, что дворянский недоросль Огинский,
этот утонченный отпрыск древнего рода, заметно огрубел душой и телом за
минувший год, почти целиком проведенный им в седле. Вацлав не знал, хорошо
это или дурно. Для войны, пожалуй, хорошо, так ведь не вечно же ей длиться,
этой войне!
В полной тишине отряд втянулся в заросшую густым кустарником лощину,
постепенно переходившую в глубокий овраг с крутыми склонами и топким дном,
сплошь заваленным мертвыми сучьями и прошлогодней листвой. Ветви кустов
заслонили небо. Они торчали отовсюду, хлестали по лицу, будто наделенные
недоброй волей, и каждый такой удар неизменно сопровождался градом холодных
капель, норовивших непременно попасть не куда-нибудь, а именно за ворот
доломана. Под ногами опять зачавкало, но теперь к этому постылому звуку
добавились новые: хруст гнилого валежника под тяжелыми сапогами бредущих на
ощупь гусар да раздававшийся время от времени глухой шум падения и лязг
амуниции, когда кто-нибудь сослепу спотыкался и терял равновесие. Шедший
впереди Шпилевский снова затеплил лампу, и Вацлав последовал его примеру,
подняв заслонку своего потайного фонаря. Оранжевый отблеск упал на
непролазную массу спутанных ветвей, гнилого сухостоя и мокрой листвы; по