"Андрей Воронин. Ведьма черного озера" - читать интересную книгу автора

удалении, когда их совершает кто-то другой. А вблизи подвиг, увы,
превращается в унылое, продолжительное и тяжкое ползанье по грязи, каковое в
большинстве случаев заканчивается смертью. Ежели погиб просто так, от
шальной пули, - это смерть хоть и славная, но вполне обыкновенная, а ежели
от смерти твоей произошла какая-то польза для общего дела - тогда это уже
подвиг. Вот в этом-то и разница, а я, глупец, долго не мог понять такой
простой вещи. Если мы мост подорвем и, к примеру, все до единого при этом
погибнем, про нас скажут, что мы совершили подвиг. И тогда уж, наверное,
никому не будет интересно, что на сей подвиг мы явились не в виде античных
полубогов, а в виде двух десятков пугал, по уши облепленных вонючим илом.
Видела бы меня сейчас Мария Андреевна!"
Мимолетное воспоминание о княжне Вязмитиновой обдало душу привычным
теплом. Воспоминание это было милым сердцу, но до крайности несвоевременным,
и поручик, строго поджав пухлые губы, решительно зашагал вперед, с
неимоверными усилиями выдирая ноги из цепких объятий ила. "Хоть бы дождь
пошел, что ли, - думал он, с отвращением стирая со щеки лепешки черной
грязи. - Экая, право, сволочь! Неделю лил как из ведра, когда его об этом не
просили, а как возникла в нем нужда - дудки, ни капли не дождешься! Теперь
уж, видно, придется в речке мыться. Но это после, а сперва - дело".
По спине пробежал нервный холодок, и Вацлав подумал, что помыться ему,
возможно, уже не удастся - никогда, до самой смерти. Умирать грязным ему
показалось обидно, и он мысленно одернул себя: ну, что это за новости? На
протяжении минувшего года юному поручику неоднократно приходилось бывать в
полушаге от смерти и при этом ни разу не удалось сохранить блестящий,
"героический" вид. Помнится, после злосчастной дуэли с поручиком Синцовым он
вообще очнулся в одном нижнем белье, со всех сторон окруженный трупами
незнакомых ему людей.
Шедший впереди пан Шпилевский вдруг остановился. Вацлав увидел замерший
кружок света от его фонаря и заторопился вперед, чтобы узнать причину
задержки. По его расчетам, до конца оврага оставалось еще более версты, так
в чем же загвоздка?
Шпилевский стоял, переводя дыхание, на какой-то гнилой коряге,
наполовину утонувшей в грязи, но позволявшей ему уверенно держаться на ногах
без опасности потерять пошитые по последней парижской моде сапоги. Сапоги
эти, служившие, по всей видимости, предметом особенной гордости
провинциального франта, ныне являли собою довольно грустное зрелище: под
толстым слоем комковатого ила с одинаковым успехом могли скрываться
какие-нибудь лыковые лапти. Окончательно потерявший вид шелковый цилиндр
пана Станислава был сдвинут на затылок, открывая вспотевший лоб с прилипшими
сосульками темных волос, галстук развязался, на щеке виднелась оставленная
какой-то веткой царапина. Сопровождавшие перебежчика гусары мрачно
переминались поодаль; один из них спиной вперед забрался в крапиву, чтобы
хоть немного постоять на относительно твердой земле.
- В чем дело, пан Станислав? - по-польски обратился к земляку
Огинский. - Если я не ошибаюсь, до цели нашего путешествия еще далеко.
Почему вы остановились?
Глядя на него, Вацлав снова попытался припомнить, не были ли они
знакомы до его поступления в армейскую службу, но так и не смог. Фамилия
Шпилевский ровным счетом ничего ему не говорила, хотя он действительно вырос
в этих местах и должен был знать здесь каждую собаку. Впрочем, Шпилевский