"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

ложась на спину. - Вот... тебя тоже убьют, Серег... беги, - хрипел он. -
Володька похож на тебя... сын. На фронте он... Ну, возьми мешок... Иди!
Выстрелы так же внезапно прекратились, как и начались. Сергей,
распахнув шинель и фуфайку, увидел на груди Никифорыча две ямки выше левого
соска. Коричневая густая кровь, пенясь, сочилась из них. Долго возился
Сергей с бородой, пытаясь уложить ее горизонтально. Она упрямо торчала
вверх, волнуемая холодным декабрьским ветром.
Вновь, построенные по пять, двинулись пленные в путь. Восемьдесят
убитых остались лежать на снегу. Раненых не было, их добивали на месте.
Сергей оглянулся еще раз на развевающуюся бороду Никифорыча и, поправив
мешок, зашагал по снежному тракту.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Ржевский лагерь военнопленных разместился в обширных складах
Заготзерна. Черные бараки маячат зловещим видением, одиноко высясь на
окраине города. По открытому, ничем не защищенному месту гуляет-аукает
холод, проносятся снежные декабрьские вихри, стоная и свистя в рядах колючей
проволоки, что заключила шесть тысяч человек в страшные, смертной хватки
объятия. Все дни и ночи напролет шумит-волнуется людское марево, нижется в
воздухе говор сотен охрипших, стонущих голосов. Десять гектаров площади
лагеря единственным черным пятном выделяются на снежном просторе. Кем и
когда проклято это место? Почему в этом строгом квадрате, обрамленном рядами
колючки, в декабре еще нет снега?
Съеден с крошками земли холодный пух декабрьского снега. Высосана влага
из ям и канавок на всем просторе этого проклятого квадрата! Терпеливо и
молча ждут медленной, жестоко-неумолимой смерти от голода советские
военнопленные...
...Лишь на седьмые сутки жизни в этом лагере Сергей получил шестьдесят
граммов хлеба. У него хватило сил ровно столько, чтобы простоять пять часов
в ожидании одной буханки в восемьсот граммов на двенадцать человек. Диким и
жадным огнем загорались дотоле равнодушно-покорные глаза человека при виде
серенького кирпичика.
- Ххле-леб! - со стоном вырывается у него, и не было и нет во вселенной
сокровища, которое заменило бы ему в этот миг корку месяц тому назад
испеченного гнилого хлеба!
Сергей видел, как курносый парень из его шеренги бережно и осторожно,
как что-то воздушно-хрупкое и святое, принял из рук полицейского буханку
хлеба. Смешно расширенными глазами глядел он на нее, покачивая в
заскорузлых, давным-давно не мытых руках.
- Аида, ребята, к третьему бараку, - почему-то шепотом проговорил он. -
Разделим хлебушко...
Опасался орловец, что вот тот же полицейский вдруг одумается да и
крикнет:
- Эй, ты, ... в рот, отдай буханку!
Раздевшись, парень разостлал шинель, положил на нее хлеб. Одиннадцать
человек сверлили глазами этот жалкий бугорок серой массы, терпеливо ожидая
конца священнодействия орловского хлебороба.
Не так-то просто разрезать буханку хлеба! Из восьмисот граммов должно
выйти двенадцать кусочков, но ровных, абсолютно ровных по величине. Крошки,