"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

терялось, а вышедшего на один шаг из строя немедленно скашивала пуля
конвоира. Люди шли молча, дико блуждая бессмысленными взорами по заснеженным
полям с чернеющими на них пятнами лесов.
- Братцы, ну как жа оправиться? - взмолился вдруг кто-то из пленных.
- Ай вчера от грудей? Снимай штаны - и дуй! - поучали его из строя.
- Не умею, родненькие, на ходу, я жа не жеребец...
- Пройдешь верст пять и сумеешь, - обещали несчастному.
- Ишь, чего захотел! Знать, не голодный...
- Черт плюгавый!..
Плохо быть одному сытому среди сотни голодных. Его не любят, презирают.
Этот человек чужой, раз ему не знаком удел всех.
К полудню впереди показалась небольшая деревенька, расположенная на
шоссе.
- Журавель, ребята, виден, попьем водички!
- Эти напоят... захлебнешься...
- Ан, слава богу, третью недельку живу в плену и ничего, пью... Самому
нужно быть хорошему, тогда и камраты будут хороши...
- Штоб твои дети всю жизнь так пили, как ты тут!
- Ишь, сука паршивая, камрата заимел...
Лениво переругиваясь, пленные вошли в деревню. На крыльце каждого
домика толпились женщины и дети, торопливо выискивая глазами в толпе пленных
знакомых или родных.
- Тетя, вынеси хоть картошку сырую...
- Пить...
- Корочку...
- Окурок...
- Да-а... Сюда-аа... Аа-я-оо-а-яя!..
Двести голосов просящих, умоляющих, требующих наполнили деревеньку. На
крыльце одной особенно низенькой и ветхой избенки старуха, кряхтя, тащила
большую корзину с капустными листьями. Видно, не под силу была ноша бедной,
и тогда, схватив ревматическими пальцами охапку листьев, она бросила их в
толпу пленных. Думала мать сына-фронтовика, что и ее Ванюша, может быть,
шагает где-нибудь вот так, умоляя о глотке воды и единственной мерзлой
картошке. И вынесла бы старуха мать ковригу хлеба и кринку молока, да живет
она, горемычная, на бойком месте, давным-давно взяли немцы корову, очистили
погреб от картошки, съели рожь и пшеницу... Только и осталась корзина
капустных листьев пополам с навозом.
Как морской шквал рвет и бросает из стороны в сторону пенную от ярости
волну, так пригоршни капусты, бросаемые старухой, валили, поднимали и
бросали в сторону обезумевших людей, не желающих умереть с голода. Но в эту
минуту с противоположной стороны улицы раздалась дробная трель автомата.
Старушка, нагнувшаяся было за очередной порцией капусты, как-то неловко
ткнулась головой в корзину, да так и осталась лежать без движения.
Как бы вторя очереди первого автомата, застучали выстрелы со всех
сторон. Конвойные открыли огонь по пленным, сбившимся в одну кучу. Стоны,
вопли ужаса огласили деревеньку.
- Ложись, Серег, - предложил Никифорыч, но, сразу побледнев, схватился
руками за грудь.
- Что такое? Что? - бросился к нему Сергей.
- Убили-таки, ироды! - хриплым и тихим голосом проговорил Никифорыч,