"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

свисающей к его подбородку.
"Где это я?" - подумал он.
Вдруг щетина зашевелилась, и мягкий гортанный голос заставил его шире
открыть опухшие веки. "Да это же борода!" - обрадовался он, встретившись с
чуть насмешливым взглядом ее обладателя.
- Эх ты, мил человек, горяч, нечего сказать! Чай, запамятовал, где ты?
- урчал бородач, наклоняясь над Сергеем. - Портсигар пожалел... велика
важность! Убить германец ить мог тебя, вот оно как...
Голос бородача напомнил что-то знакомое, и, силясь припомнить, где он
его слышал, Сергей закрыл глаза.
- Полежи, я схожу погляжу - снег растаял ли. Попьешь водички...
"Да Горький так говорил! В кинокартине "Ленин в 1918 году", - вспомнил
Сергей.
- Как зовут-то тебя, мил человек? - подавая Сергею консервную банку с
полурастаявшим снегом, спрашивал бородач.
- Серегой, стало быть...
- Ну, добре, а меня Хведором, мил человек, Никифорычем, значит...
Ярославский я, из Данилова, может, слыхал?
Остаток дня и ночь Сергей провел в разговорах с Никифорычем. Задушевная
простота и грубоватая ласковость его советов и нравоучений заставили Сергея
проникнуться к старику чувством глубокой приязни, почти любви. Сергей
сознавал, что Никифорыч неизмеримо практичнее, опытнее его; крепче стоит на
земле чуть кривыми мускулистыми ногами, многое видел и знает и многое имеет
"себе на уме". Не удивился поэтому Сергей, когда Никифорыч, подтащив вещевой
мешок, долго рылся в белье, портянках, старых рукавицах, пока не нашел белую
баночку с какой-то мазью.
- Помогает, слышь, крепко при побоях, - объяснил он, зачерпнув черным
мизинцем солидную дозу снадобья. Сергей не возражал. "Значит, верно,
помогает при побоях", - решил он и дал Никифорычу вымазать вздувшийся
разбитый висок. Когда Сергей отказался от предложенного сухаря, Никифорыч
вдруг урезонил его:
- Ты, мил человек, бери и ешь. Приказую тебе... - А помолчав, добавил -
Помогать будем друг другу. Это хорошо, слышь...
На второй день ранним утром всех пленных выгнали из котельной во двор
завода. Построенные по пять, тихо двинулись по Волоколамскому тракту,
окруженные сильным конвоем. Сергей и Никифорыч шли в первой пятерке.
Колючий, пронизывающий ветер дул в лицо, заставлял в комок сжиматься
исхудавшее тело.
- Лос! Лос! {Давай! Давай!} -торопили конвойные, пытаясь ускорить
процессию. Не успели отойти и трех километров от города, как сзади начали
раздаваться торопливые хлопки выстрелов - то немцы пристреливали отстающих
раненых. Убитых оттаскивали метров на пять в сторону от дороги. У Сергея
тупо и непрестанно болело бедро, пораженное осколком... Контуженная левая
часть лица часто подергивалась дикой гримасой. С каждым шагом боль в бедре
все усиливалась.
- Держись крепче, Серег, не то убьют! - посоветовал Никифорыч. - Есть у
меня три сухаря, подкрепимся малость, - продолжал он, невозмутимо шагая
вперед.
Чем дальше шли, тем больше становилось убитых. Нельзя отстать от своей
пятерки. На место выбывшего сразу становился кто-нибудь другой, место