"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

ними сплошной покров. Вот-вот по двору раздастся свисток к построению.
- Успеть бы! - шептал Сергей. Спрыгнув в бурт, принялся руками ровнять
его, придавая естественный вид тому месту, где лежали Мотякин и Устинов.
Пронзительные переливы свистка настигли Сергея под четырехосным
вагоном. Вцепившись руками в болты и обхватив коленями дрожащие тросы, ждал
он, когда звякнут буфера вывозимых с завода порожних вагонов. Было тихо до
звона в ушах. Лишь со станции катились редкие вздохи паровоза да ровный шум
цеховых машин полз по двору. Прошло минут десять. Конвоиры, недосчитав трех
заключенных, бросились по буртам, вагонам, закоулкам...
Каждый вдох и выдох Сергей укладывал в четырнадцать ударов сердца. Во
всем теле ощущались торопливые толчки, онемевшие от холода пальцы неприятно
дергались, толкаемые взволнованной кровью.
"Крепись, лейтенант!.. Может быть, это последнее..."
Пучком ржаной соломы качнулся луч ручного фонаря под соседним вагоном.
Вот он уперся в колесо и, как развеянный ветром, разостлался за вагоном, а
растаяв в пространстве, снова родился под животом у Сергея... Конвоир лезет
один. Изредка бормоча что-то непонятное, он тяжело дышит от неудобной позы.
"Может быть, это последнее..."
Вдруг свет вздрогнул, погас, потом вновь брызнул и остановился где-то в
ногах у беглеца. Сергей глянул туда и увидел освещенный фонарем грязный
кусок портянки, свесившийся с клумпы. В этот же миг конвоир вскрикнул и
кубарем выкатился из-под вагона. Отбежав к бурту, он закричал испуганно и
радостно:
- Ченай! Ченай! {Сюда! Сюда! (лит.)}
Оброненный им фонарь желтым удивленным глазом уставился в пол вагона.
Соскочив с тросов, Сергей отбросил его ногой и, выпрямившись, пошел к
конвоиру. Тот, бормоча проклятья или молитву, полез на бурт, скользя и падая
на обледеневших бураках.
Сергей ожидал большего. Может быть, только двадцать шесть мерзлых
свеклин было раскрошено о его голову, спину, грудь: не больше одного бурака
израсходовал на Сергея каждый эсэсовец - не дал начальник конвоя. Пойманный
должен был еще кое-что сказать...
"Но что придумать о ребятах?" - спрашивал себя Сергей и вспомнил, что
минут за десять до того, как Мотякин начал разрывать бурт, с завода ушла
первая послеобеденная партия порожняка.
- Ну, кур, дар ду? {Ну, где еще двое? (лит.)}
- Уехали под вагонами. Теперь далеко. Это ведь русские люди!..
Начальник конвоя, приказав вести заключенных, с четырьмя эсэсовцами
бросился на станцию. Два конвоира вели отдельно Сергея, поминутно доставляя
себе удовольствие пырять стволами винтовок в его ребристую спину.
В канцелярии Сергея допрашивал сам начальник тюрьмы. Это был еще
сравнительно молодой немец с подстриженными ежиком волосами и подвижным,
нездоровой бледности лицом.
- Почему бежал?
- Это мое право.
- Ты сейчас увидишь свое собачье право!
- Знаю... твоя постыдная обязанность!.. Больше вопросов не было.
Переходя двор, Сергей был убежден, что идет в экзекуторскую. Но надзиратель
повел его за угол тюрьмы. В небольшой пристройке к стене тюрьмы помещалась
кузница. В углу, у горна, зазвенела охапка ржавых цепей. Выбрав одну,