"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

Распахнув дверь комнаты налево, гестаповцы вволокли туда обмякшего Сергея. С
цементных синих стен пахнуло сыростью и холодом. Комната не имела окон и
освещалась большой электрической лампочкой. Подтащив Сергея к острому углу
противоположной стены, гестаповцы поставили его на колени.
А-а, проклятый червь навозный.
- Сечас рассказайт, кте кушаль! Не рассказайт - стреляйт!.. Айн...
Цвай...
- Рассказайт!
- Цвай!
Сергей, прижав к носу рукав халата, чтоб задержать кровь, стекающую в
рот, равнодушно глядел на гестаповцев, выкинувших вперед правые руки и ноги.
Из кулаков их сжатых рук мерцали вороненые дула браунингов.
- Драй!..
Выстрелы были стройные. В шею, щеки и лоб со свистом брызнуло что-то
больно щекочущее. Левый глаз застлала коричневая теплая пелена.
- Рассказайт!
Сергей неловко ткнулся вперед и встал на четвереньки.
"Чем они стреляют? Я, кажется, жив... А-а, это ведь крошки цемента от
стен... Стреляют не по мне..."
И, качнувшись, вновь ощутил острыми краями лопаток жесткую корявистую
стену.
- Тах-тах!
- ...сказайт!
- Тах-тах!
Потом хлопнула не видимая Сергеем дверь, и комнату наполнили холод и
тишина... А вечером, по пустынным улицам, Сергей вернулся в тюрьму,
сопровождаемый все тем же конвоиром.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Смоченные дождем и схваченные морозом бураки не поддавались вилам.
- Ситуация осложняется, братцы! - говорил по этому поводу Мотякин. - Мы
катастрофически рискуем лишиться баланды... Но, - продолжал он, - чем хуже -
тем лучше! Как думает комиссар, почему? - обращался он к Устинову. - А
потому, - отвечал он же, - что мы должны отстать в выгрузке ото всех и
остаться одни на этом составе...
Эта мысль была ценная, и ее приняли без обсуждения.
Постепенно вагоны пустели. Холод подгонял заключенных, и они торопились
выполнить свою норму. Ко времени заводского вечернего гудка, лишь через два
вагона от мотякинского, копался в бураках еще дед с двумя своими внуками,
сидящими в тюрьме вот уже шестой месяц за укрывательство бежавшего из лагеря
пленного. Их не следовало опасаться: народ был свой. В вагоне Сергея полный
угол был еще завален бураками.
- Я отправляюсь на рекогносцировку, - доложил Мотякин и прыгнул из
вагона. Быстро оглядываясь, он начал разрывать бурт, готовя место. Вечерние
сумерки застилали двор завода, пламя костров, разложенных конвоирами,
блестело ярче. Мотякин лег вниз лицом, давая понять, что его миссия
окончена. Пожав Сергею локоть, прыгнул к нему и Устинов.
Сергей лихорадочно орудовал вилами, забрасывая бураками беглецов.
Мерзлые свеклины стукались о спины и головы лежащих, постепенно образуя над