"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

стол, на котором стоял теперь кувшин с водой и лежала рядом резиновая
дубинка. "Это они меня бананом... но почему же я не помню, когда... и не
больно?" - удивился Сергей.
- Так... Значит, ты говоришь, отдал парашют крестьянину... А потом что?
Сквозь лениво гудящий звон, разлитый в голове-комнате, в уши еле
проникал звук голоса гестаповца. Казалось, тот говорил с Сергеем по телефону
на огромном расстоянии.
- Потом? А-а, вот вы...
И голос не его был, не Сергея. Наверное, рот свесился за окно и там
дребезжит треснувшим армейским котелком.
- Да, да! Куда шел ты потом?
- В .. знаешь?
- Что-о? Это как?
Гестаповец оживился и, резко ерзнув на стуле, в первый раз уставился
зелеными глазами на Сергея. На его длинной шее смешно дергалась жила, по
синеве бритых щек запрыгали желваки.
- В сентябре попал в плен... везли. Я двадцать пять дней бежал... Все!
Побледневшие щеки гестаповца отчетливо выдавали ставший багровым нос.
Медленно поднявшись со стула, он перекинул через стол туловище:
- Я тебя вижу насквозь, мерзавец!
- Скверное удовольствие для тебя!..
- Где бежал?
- Близ... мм-м... Шяуляя.
- Альзо! - вдруг крикнул фашист, и кто-то сзади легко и быстро вырвал
половицы из-под ног. Опять куда-то боком полетел Сергей, раздвигая мягкую
волокнистость оранжевых нитей, что надвинулись на него...
И вновь, стоя уже у стены, Сергей глотал струи воды, стекавшей по щекам
и лбу. Она холодным кинжалом раздваивала спину, сбегая струйкой с головы к
ногам. Дуло браунинга сычиным глазом уставилось в лоб Сергея. Глаз то
отодвигался, то льнул совсем близко к телу, и Сергей бессмысленно глядел то
в него, то в рот гестаповца, что-то неслышно кричащий...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Каждый день в шесть часов утра двор тюрьмы заполнялся заключенными.
Приходил конвой, зачитывались фамилии, и серая толпа, построенная по пять,
покидала тюрьму, направляясь на сахарный завод. В первые дни фамилия и имя
"Руссиновский Петр" по нескольку раз повторялись начальником конвоя.
- Где Руссиновский? Где он? Где Петр Руссиновский?
Забывал Сергей свое новое имя и, спохватившись, кричал:
- Я!
Паневежис по утрам спал. За поузоренными легким морозом окнами плавала
в спальнях серая предрассветная звень тишины и покоя, курились топкие
кровати горячим дыханием разморенных тел и терпким запахом молодоженства.
- Ттр-ррум-ттр-ррум-ттр-ррум-ттр-ррум! - чешут клумпы булыжник
мостовой, похожий на спины еще не проснувшихся черепах.
- Ттрум-ттр-ррум-ттр-ррум-ттр-ррум! - и шевельнет рыжими ушами уснувшая
среди улицы пегашка с малость подгулявшим извозчиком; сплюснет нос о стекло
окна неспокойно спящая по утрам девушка, прикрывая ладонями тоскующие по
ласкам груди. И опять: