"Константин Воробьев. Это мы, господи!.." - читать интересную книгу автора

четыре часа пятнадцать минут утра за ними приезжали из гестапо...
Никто из заключенных тридцать девятой не знал своей участи, и как
только раздавались начальные всхлипки свистка, напряженные до крайности тела
невольно расслаблялись, люди глубоко и устало дышали:
- Сегодня живы!
После свистка молча расползались по нарам, цокала выключаемая из
коридора лампочка, и в наступившей темноте слышались глубокие, вызванные
мучительным раздумьем вздохи.
- Не спишь, Петренко?
- Как и ты.
- Говорят, немцы при расстреле на коленки ставят и поворачивают
затылком к себе...
- Разве это меняет дело?
- Да не то! Видно, совесть их, што ль, начинает мучить... все-таки
глядеть в глаза...
- Совесть? У немцев? Ты сам додумался до этого или как?
- Сам.
- Дурак!
- Может быть... А слушай, Петренко... ты как будешь... ну, стоять на
коленях... или...
- Умру стоя!..
- И я...
Успокоенный на этот счет Муса поворачивался на другой бок и принимался
в темноте трещать сырыми бураками...
На пятый день заключения Сергея, в послеповерочные минуты ожидания,
загремел замок тридцать девятой камеры.
- Бакибаев Муса! Молчание.
- Серебряков Владимир!
- Петренко Иван!
- Григоревский Антон! Сдать все!..
Дверь захлопнулась. Онемев, все продолжали стоять, как и прежде. Что и
кому можно было сказать теперь? Пошатываясь, первым вышел из строя Петренко.

...В городе не по-ноябрьски ярко светило солнце. Нарочно стараясь
продлить время, Сергей лениво волочил деревяшки по мостовой. В трех шагах
сзади шел с автоматом немец. От угла парка улица уходила вниз, к мосту, и,
перебежав его, круто поднималась в гору. Мимо Сергея тряслись, ежеминутно
понукаемые, извозчичьи клячи. Заламывая поля шляп, удивленно пялились на
Сергея выдергивавшиеся из пролеток седоки.
У подъезда гестапо стоял новенький жукообразный лимузин. От входных
дверей до его задних колес расхаживал часовой с неимоверно длинной
винтовкой. Конвоир ввел Сергея на второй этаж.
- Зетц хир! {Садись сюда!} - указал он на стул в коридоре и,
нерешительно щелкнув пальцами в дверь, скрылся за нею. Но через минуту он
вернулся и все тем же бесстрастным тоном, не глядя на Сергея, приказал:
- Комт! {Иди!}
В обширной, заставленной коричневыми шкафами комнате было мало света.
Комната выходила окнами на северную сторону дома и располагалась в самом
конце коридора. Сергей не заметил, как вышел его конвоир и он остался с
двумя сидящими, видимо, в ожидании его, офицерами. Две фуражки лежали на