"Андрей Воронин, Максим Гарин. Личный досмотр ("Комбат") " - читать интересную книгу автора

защитить детей от различных... гм.., злоупотреблений.
- Интересно, - снова начиная закипать, спросил Комбат, - а где был этот
ваш закон, когда парнишка промышлял на вокзале и каждый день общался с
ворами, проститутками и педерастами?
Инспектриса развела руками.
- А еще жалюзи повесили, - не удержавшись, сказал Комбат и вышел из
кабинета.
К юристу он обратился, и даже не к одному, но результат был именно
таким, как предсказала инспектриса.
- Против лома нет приема, солдат, - сказал Комбат Сергею Никитину.
- А я сбегу, - упрямо наклонив голову, ответил мальчишка. - Пойду
обратно на вокзал.
- А я тебе за это ноги повыдергаю, - пообещал Рублев.
- Не поймаете, - буркнул Сергей.
- Да ну? - весело удивился Комбат, хотя никакого веселья не испытывал,
и первого сентября Сергей Никитин отправился в школу-интернат.
Рублеву удалось достигнуть с директором интерната приватной
договоренности, по которой Сергей каждое воскресенье проводил у него дома.
Для этого ему пришлось пожертвовать некоторую сумму, но дело того стоило.
Правда, у Бориса Ивановича сложилось не очень приятное впечатление, что
директор пошел бы на эту сделку, даже если бы точно знал, что проситель -
сексуальный маньяк, садист и людоед. Впрочем, как ему удалось узнать из
информированных источников, интернат был в городе на хорошем счету, и Комбат
немного успокоился.
Так что теперь они виделись только по воскресеньям, постепенно привыкая
к этой странной жизни. Казалось бы, мальчишка - это только лишняя обуза, тем
более непривычная, что Борис Иванович никогда не был женат, не говоря уже о
том, чтобы иметь собственных детей. Но он начинал скучать по Сергею с
понедельника и к концу недели уже не находил себе места.
- Материнский инстинкт, - авторитетно заявлял Андрей Подберезский,
слегка покачиваясь на табурете и опасно балансируя полным стаканом, когда
они время от времени обсуждали этот вопрос на кухне у Комбата. - Тихо, тихо,
Иваныч! Не надо выбрасывать меня в окно... Ты же всю жизнь кого-нибудь
нянчил: сначала взвод, потом роту, потом целый батальон. Меня вот тоже,
можно сказать, на руках выносил. Это ж сколько народу! Ни одна мать-героиня
столько людей не родила, сколько ты от смерти сберег! А теперь, можно
сказать, ты в простое.
- Да пошел ты, - отмахивался Комбат. - Нашел себе мамку... Титьку,
может, тебе дать? И потом, перебил я тоже немало.
- На то и война, - отвечал Подберезский. - А за то, что многие из нас
вместо "черного тюльпана" домой своим ходом добрались, от всех нас тебе
вечная благодарность.
- Ну, значит, поехали по последней, - говорил тогда Рублев. - А то у
тебя уже совсем крыша поехала, Андрюха. Что ж ты мне про вечность
напоминаешь?
Подберезский принимался хохотать, и Комбат, глядя на него, тоже
улыбался в усы, хотя было ему не до смеха.
...Солнце уже садилось, но Комбату было жарко. После обеда небо
хмурилось, обещая дождь, и Рублев, купившись на эту азиатскую хитрость
небесной канцелярии, вышел из дома в куртке. В результате он все равно