"Андрей Воронин, Максим Гарин. Личный досмотр ("Комбат") " - читать интересную книгу автора

оживленные дискуссии, в которых преобладали два диаметрально противоположных
и одинаково неверных мнения: одни - это были в основном воспитанные на
классике и аргентинских телесериалах экзальтированные старушки с
подкрашенными хной и фиолетовыми чернилами волосами - считали, что перед
ними пример идеальной семьи.
Они были уверены, что мать мальчика погибла в автомобильной катастрофе
или сбежала с бизнесменом, и готовы были плакать от умиления, глядя на то,
как мужественный отец, преодолевая горе, посвящает все свое свободное время
воспитанию. Оппозиция, состоявшая по преимуществу из ядовитых стариканов,
сроду не читавших ничего, кроме газет, и смотревших исключительно
информационно-аналитические программы и детективы, с пеной у рта доказывала,
что плечистый усач является некем иным, как извращенцем-гомосексуалистом, а
мальчишка - просто его постоянный партнер и состоит у усатого на содержании.
Видимо, говорили они, мальчишка может приходить к своему спонсору только по
воскресеньям, и потому в остальные дни недели извращенец в одиночестве
бродит по парку, высматривая очередную жертву. В качестве доказательства
этой гипотезы они приводили тот факт, что усатый мужчина ни разу не появился
в парке в обществе женщины. Экзальтированные старушки строго поджимали
бескровные губы и сердито отворачивались от ядовитых стариканов, оставаясь
при своем мнении, таком же ошибочном, как и мнение их оппонентов.
Вывший командир десантно-штурмового батальона, майор в отставке Борис
Иванович Рублев не имел никакого отношения к сексуальным меньшинствам, а
Сергей Никитин не был его партнером и жертвой, точно так же, как и не
приходился ему сыном. Комбат порой часами ломал голову, пытаясь окончательно
решить, кем же приходится ему подобранный на вокзале беспризорник. Он был бы
не прочь назвать его сыном, но государство имело на этот счет собственное
мнение, и усыновление не состоялось. Дородная женщина в строгом деловом
костюме, сидевшая в просторном, но заметно обветшалом кабинете, нищету
которого не могли скрыть даже вертикальные жалюзи на окнах, холодно и
безапелляционно объяснила ему, что его просьба невыполнима. Во-первых,
сказала она, глядя на него с откровенной неприязнью, никто не позволит ей
отдать ребенка на усыновление в неполную семью.
- В какую еще семью? - опешил Рублев. - Да я один как перст. Я один, и
он один...
- Тем более, - сказала инспектриса. Это казалось невозможным, но тон ее
сделался еще более холодным. - И потом, вы ведь нигде не работаете.
До Комбата стал понемногу доходить скрытый смысл ее слов, и он
прицелился уже было грохнуть кулаком по столу, но передумал. Воевать с
женщинами он никогда не умел и сильно подозревал, что учиться этому уже
поздно.
- Скажите, - сдавленным от ярости голосом спросил он, - это что же,
закон такой или я вам просто не понравился?
Женщина за столом пристально посмотрела на него, и взгляд ее едва
заметно потеплел.
- Закон, - сказала она и для убедительности похлопала пухлой ладонью по
не менее пухлой папке, лежавшей на краю стола. - Вы можете
проконсультироваться у юриста, но я вам сразу могу сказать, что ничего не
выйдет. Даже и не думайте.
- Это не закон, а дерь.., ерунда какая-то, - сказал Рублев.
- Отчего же, - возразила инспектриса. - Он направлен на то, чтобы