"Томас Вулф. Паутина и скала" - читать интересную книгу автора

протяжный гудок паровоза, мчащего поезд к большим городам на востоке. И в
сердце живущего в горах мальчишки он рождает радость, так как мальчишка
знает, что, хотя живет в глуши, н безлюдье, когда-нибудь он выйдет в широкий
мир и увидит эти города.
Но в Южной Каролине тоскливость иная. Там нет горной прохлады. Там
пыльные проселочные дороги, громадные навевающие печаль хлопковые поля,
окаймленные сосновыми лесами, негритянские лачуги и что-то навязчивое,
нежное, унылое в воздyxe. Люди там сломлены окончательно. Они не могут
уехать из Южной Каролины, а если уезжают, им приходится несладко. У них
приятный протяжный говор. В их обращениях, в приветствиях слышатся
восхитительные теплота, расположение, сердечность, но люди испуганы. В
глазах у людей виден отчаянный страх, они наполнены какой-то мучительной,
злобной жутью старой, сломленной, уязвленной "южности" с ее жестокостью и
вожделением. У некоторых женщин там кожа медового цвета, они само золото и
страсть. Исполнены самой вычурной и соблаз shy;нительной прелести, нежности
и ласкового сострадания. Но мужчины сломлены. У них либо толстые животы,
либо голодная худоба. Голоса у мужчин мягкие, протяжные, однако бегающие
глаза то и дело полнятся страхом, ужасом, подозрительностью. Они мягко
разговаривают, стоя перед аптекой, мягко болтают с девушками, когда те
подъезжают, бродят взад-вперед, сняв пид shy;жаки, по улицам прокаленных
солнцем пыльных городков, ис shy;полнены добродушной, грубоватой
приветливости. Они окликают:
- Как дела, Джим? Не слишком жарко?
И Джим, оживленно встряхнув головой, отвечает:
- Жарче, чем, по словам Шермана, на войне, верно, Эдди?
Тут улица оглашается добродушным, грубоватым смехом:
- Клянусь Богом! Ответ хорош. И будь я проклят, если стари shy;на Джим
не прав!
Однако глаза бегают по сторонам, и страх, подозрительность, ненависть и
нечто, сломленное на Юге давным-давно, не поки shy;дает их.
А проведя день перед аптекой или возле пустого фонтана на Площади, где
стоит здание суда, эти люди отправляются линче shy;вать черномазого. Они
убивают его, и убивают жестоко. Приез shy;жают на машинах, когда стемнеет,
сажают черномазого между собой и везут пыльной дорогой до намеченного места,
по пути колют его ножами, неглубоко, слегка. И смеются, глядя, как он
корчится. Когда приезжают на место, там, где сидел черномазый, оказывается
лужа крови. Возможно, у парня, который ведет ма shy;шину, от этого к горлу
подступает тошнота, но все остальные смеются. Потом тащат черномазого по
колкой стерне и вешают на дереве. Но перед тем, как повесить, отрезают
ржавым ножом его широкий нос и толстые негритянские губы. И при этом сме
shy;ются. Потом кастрируют его. И уже напоследок вешают.
Так обстоят дела в Южной Каролине; в Старой Кэтоубе по-другому. Старая
Кэтоуба гораздо лучше. Хотя подобное может случиться и там, это не в нравах
и характере местных жителей. В Старой Кэтоубе - горная прохлада и косые лучи
вечернего солн shy;ца. Живущие в горах люди убивают на горных полянах -
из-за расположения изгороди, из-за собаки, из-за межей. Убивают спьяну или в
неудержимой ярости. Но носов черномазым не от shy;резают. В глазах у них нет
страха и жестокости, как у жителей Южной Каролины.
Старая Кэтоуба населена простыми людьми. Там нет чарлстонского гонора,
и мало кто хочет казаться не тем, что есть. Чарлстон ничего не создал,