"Том Вулф. Костры амбиций" - читать интересную книгу автора

вдруг мэр все понимает: преподобный Бэкон! Это же все люди Бэкона. Ясно
как день. Граждански сознательные жители Гарлема, которые посещают
митинги, - предполагалось, что именно таких соберет здесь сегодня Шелдон,
- не стали бы вести себя подобным образом и выкрикивать всякие гнусности.
Это работа Бэкона. Шелдон не справился. Бэкон нагнал сюда своих людей.
Мэру становится горько и жаль самого себя. Краем глаза он видит, как
суетятся в клубах дымного света телеоператоры с камерами на головах.
Похоже на рога. Поворачиваются туда-сюда. Им только подавай такую
картинку. Они и рады. Потасовка на митинге! И конечно, пальцем не
шевельнут. Трусы! Паразиты! Вши на теле общества.
Еще минута, и мэр вдруг с ужасом сознает: все кончено; невообразимо,
но факт, я проиграл.
- Хватит!.. Довольно!.. Воон!.. Воон!.. Не желаем!.. Йо, Гольдберг!
Сбоку из-за кулис к мэру направляется Гульяджи, начальник охраны. Но
мэр, не глядя, низкой отмашкой отсылает его обратно. Все равно, что он
может сделать? При нем только четверо охранников. Не приводить же сюда с
собой целую армию. Весь смысл в том как раз и был, чтобы показать, что мэр
может запросто, как в Ривердейл или Парк-Слоуп, приехать в Гарлем и
провести встречу с жителями.
Сквозь марево мэр встречает взгляд миссис Лэнгхорн, она сидит в
первом ряду, коротко стриженная, ответственная, староста совета
избирателей. Кажется, вот только что, всего несколько минут назад она
представляла его собранию. Теперь она поджала губы и качает головой - мол,
рада бы помочь, но что тут сделаешь? Гнев народа. Она трусит, как и все.
Знает, что ее обязанность - дать отпор этой наглой публике. Ведь следующей
их жертвой будут порядочные черные, такие, как она. И она это знает. Но
порядочные люди здесь запуганы. Боятся рот открыть. Возвратились снова к
диктату крови: они и мы.
- Убирайся-а-а-а!.. Буууу!.. Йаааа!.. Йоо!
Мэр еще раз попробовал сказать в микрофон:
- Так - вот - вы - как.
Невозможно. Как невозможно перекричать грохот прибоя. Плюнул бы им в
глаза, чтобы видели, что он их не боится. Вы не меня позорите! Вы
позволяете горстке хулиганов в этом зале опозорить весь Гарлем!
Допускаете, чтобы какие-то горлопаны обзывали меня Гольдбергом и Хаимом, и
не затыкаете им рты. Вы затыкаете рот мне! Это в голове не укладывается!
Неужели вы, вы, работящие, почтенные, набожные граждане Гарлема, - неужели
вы всерьез думаете, что они - ваши братья? Кто все эти годы были вашими
друзьями? Евреи! А вы допускаете, чтобы хулиганы обзывали меня "Чарли"!
Они меня поносят, а вы молчите?
Кажется, что зал ходит ходуном, Публика вскакивает, трясет кулаками.
Рты разинули. Орут. Прыгают. Еще немного выше, и головой в потолок.
Это будут показывать по телевидению. И весь город увидит. Будут
любоваться. Гарлем восстал! Вот так зрелище! Не хулиганы, не
подстрекатели, не провокаторы, Гарлем восстал. Восстал весь черный
Нью-Йорк. Он - мэр, но не для всех. Он - мэр только белого Нью-Йорка.
Дадим ему, суке, прикурить! Итальянцы будут смотреть передачу и
радоваться. Ирландцы. И даже белые протестанты англосаксонских кровей.
Будут смотреть, сами не понимая, на что смотрят. Сидя в своих
кооперативных роскошных квартирах на Парк авеню, на Пятой авеню, на