"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора

свихнувшихся, и просто уголовный элемент, который поразбежался с
приближением фронта, и граждан Советского Союза - кого немцы
угнали, а кто сам к ним переметнулся, и теперь вот на родину
возвращаться для них труба: посадят, а то и к стенке. Но все
равно надо было, чтобы русские к себе в Россию вернулись, а
поляки в Польшу, а мадьяры в Венгрию, и эстонцы в Эстонию, и так
далее. В общем, каждый пусть домой собирается, неважно, что там
да как.
Любопытно, подумал я, где же полиция переводчиков берет, мне-
то вот никак не удается подыскать толковых. Особенно мне нужны
были такие, которые по три языка знают, чтобы помимо немецкого и
английского могли еще с французами объясняться или с русскими.
Да к тому же воспитанные должны быть люди, приятные в обращении,
и чтобы я на них мог положиться. Вышел я из мерседеса своего,
решил взглянуть, как проводят опросы задержанных. И вижу - ну,
дела! - всем мальчишка такой заправляет цыганистого вида. Ясное
дело, это Рут была. Ей в санпропускнике голову обрили, чтобы
вывести вшей. Штаны, гимнастерка на ней армейские, но ни погон
нет, ни знаков различия. Любо-дорого было смотреть, как она с
каким-то живым скелетом управляется, которого полицейские
привели, - выпытывает, кто он и откуда. На семи языках, кажется,
пробовала с ним заговорить, нет, на восьми, и до того легко с
одного на другой переходит, совсем как пианист, который пробует
разные тональности. И жестикуляция при этом меняется, руки
словно другие.
И вдруг, вижу, скелет этот в лад ей начинает шевелить руками,
и звуки издает похожие, как будто они друг с другом в рифму
заговорили. Рут потом рассказывала: македонец он оказался,
крестьянин югославский. А разговор у них по-болгарски шел. Его
немцы угнали в Германию, хоть он на фронте вовсе и не был, и
заставили работать так, словно он раб какой, - линию Зигфрида
укреплять надо было. По-немецки он так и не выучился. И теперь
хочет в Америку - так он Рут сказал, - чтобы стать там богатым
человеком. Думаю, отправили его назад, в Македонию эту.
Рут было тогда двадцать шесть, только последние лет семь до
того она скверно питалась - все турнепс да картошка, - что
выглядела как засохший кустик, и не поймешь: мужчина? женщина?
Оказывается, она патрулю этому случайно на глаза попалась всего-
то час назад, и ее взяли, потому что она знала столько языков.
Сержанта их патруля спрашиваю: сколько ж ей лет? - А он в ответ:
пятнадцать, наверно. Он думал, мальчишка это, просто голос еще
не поломался.
Усадил я ее к себе в мерседес, на заднее сиденье,
расспрашиваю, кто она да что. Выяснилось, ее весной, месяца
четыре назад, освободили из концлагеря, и с тех пор она так вот
и бродит, боится обращаться в комиссии, которые ей могли бы
помочь. А то бы отлеживалась сейчас в госпитале для перемещенных
лиц. Но как-то не хотелось ей кому-нибудь чужому свою судьбу
вверять, хватит уже. И решила, что станет просто скитаться по
дорогам совсем одна, ну как юродивые скитаются, и так вот