"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора

проводила вот как: просит других заключенных научить ее их
языку, если она его не знает. Так она по-цыгански начала
свободно объясняться, выучила этот цыганский говор, и даже на
языке басков несколько слов могла сказать - по их песенкам
запомнила. А может, ей бы лучше живописью заняться, портреты
рисовать? В лагере она и это дело освоила: пальцы сажей вымажет,
которая нагорела на фонаре, и рисует сокамерников на стенке,
старается, чтобы вышло похоже. Еще могла бы она стать отличным
фотографом. В шестнадцать лет, за два года до того, как немцы
Австрию аннексировали, она сняла фотоаппаратом сотню венских
нищих, они все до одного были покалеченные ветераны первой
мировой войны. Снимки эти потом продавали альбомчиком, я отыскал
недавно один такой - где бы вы думали? - в нью-йоркском Музее
современного искусства, от изумления у меня просто в сердце
закололо. Ко всему прочему Рут и на пианино хорошо играла, а мне
слон на ухо наступил. Я даже "Просеивает Салли" как следует
напеть не сумею.
Короче говоря, по всем статьям я своей Рут уступал.
Когда в пятидесятые-шестидесятые дела у меня пошли совсем
скверно, когда, несмотря на бывшие свои высокие посты в
правительственных учреждениях, несмотря на все знакомства с
важными людьми, мне не удавалось найти приличной работы, Рут - а
кто же еще? - вытащила из пропасти наше маленькое и не слишком
популярное в Чеви-Чейз, штат Мэриленд, семейство. У нее поначалу
два раза не получилось: очень она было расстроилась, но потом
над неудачами своими смеялась так, что слезы из глаз. Первая
неудача вышла, когда она устроилась в коктейль-холле тапером.
Хозяин этого заведения, когда ей расчет давал, говорит: уж
больно хорошо она играет, не для такой публики это, "они ведь
что поизящнее оценить не в состоянии". А второй раз не повезло,
когда Рут взялась фотографировать на свадьбах. Снимки у нее
мрачные какие-то выходили, словно завтра война, и ни один
ретушер тут ничего не мог поделать. Впечатление такое, что вот
веселятся, а завтра вместе с гостями в траншеях очутятся или в
газовой камере.
Тогда Рут дизайном занялась, рисовала акварелью красиво
обставленные комнаты и возможных клиентов приманивала: хотите, у
вас такие же будут, уж постараюсь. Я-то всего лишь ей пособлял
неумело, драпировки развешивал, демонстрировал на стене образцы
обоев, записывал, что клиенты по телефону передадут, бегал по
разным поручениям, подбирая ткани по лавкам, и так далее. Раз
как-то спалил рулон бархата на обивку, больше тысячи он стоил.
Понятно теперь, почему наш сын никогда ко мне уважения не
испытывал.
Да и с какой, собственно, стати?
Бог ты мой, мать-то из сил выбивается, чтобы семья удержалась
на плаву, каждый цент считает. А папаша, безработный, вечно всем
только мешает, сам ничего не умеет, да еще из-за этого его
курения рулон обивочной ткани сгорел, который стоит целое
состояние.