"Курт Воннегут. Рецидивист (или "Тюремная пташка") (роман)" - читать интересную книгу автора

Вы не поверите: гарвардский выпускник, а все равно - знает
ведь, что писульки его порвут, не читая, и сунут в мусорные
мешки, заготовленные в Белом доме для прорвы бумажной, - все
равно каждую неделю заготовляет по двести штук отчетов, как
молодежь настроена да чего говорит, и сноски там, библиография,
примечания, прочее такое. Хотя выводы год за годом получались у
меня до того одинаковые, что можно было просто каждую неделю
одну и ту же телеграмму посылать, пока не посадили. Вот такую
примерно:
_"Молодежь_по-прежнему_отказывается_осознать_невозможность_
_всемирного_разоружения_и_экономического_равенства_тчк_не_
_исключено_всему_виною_Новый_завет_(см.)_тчк_
_Уолтер_Ф._Старбек,_специальный_помощник_президента_
_делам_молодежи"._
Закончив очередной свой бесплодный день в кабинете этом, я
отправлялся домой, к жене, которая у меня всю жизнь была одна-
единственная, к Рут то есть - она меня ждала в нашем крохотном
таком кирпичном бунгало, Чеви-Чейз, штат Мэриленд. Она у меня
еврейка (я - нет). Наш единственный сын - он книжки рецензирует
в "Нью-Йорк тайме", - стало быть, наполовину еврей. В
конфессиональные и расовые дела он внес дополнительную путаницу,
женившись на певице-негритянке из ночного клуба, у которой двое
детей от предыдущего мужа. Предыдущий муж тоже в ночных клубах
выступал, он конферансье, а родом пуэрториканец и звать его
Джерри Ча-Ча Ривера, - пристрелили его, подвернулся под руку,
когда происходило ограбление принадлежащей корпорации РАМДЖЕК
автомобильной мойки в Голливуде. Сын мой детей на себя записал,
так что по закону они теперь мои внуки, единственные мои внуки.
Такова жизнь.
Покойная моя жена Рут, бабушка этих детей, родилась в Вене. У
ее отца там антикварная книжная лавка была, пока нацисты не
отобрали. Рут шестью годами меня моложе. Отец, мать, двое других
детей из их семьи погибли в концлагерях. Саму ее одна
христианская семья прятала, но потом раскрылось это, и в тысяча
девятьсот сорок втором ее забрали вместе с главой этой семьи. И
она тоже попала в концлагерь, который был под Мюнхеном, два
последних года войны там провела, пока не пришли американцы и
этот лагерь не освободили. Рут умерла в тысяча девятьсот
семьдесят четвертом - у нее, когда она спала, разрыв сердца
случился, это было за две недели до моего ареста. Меня куда
жизнь ни кинет - бывало, и в совсем уж неподходящие места, - Рут
туда же, со мною вместе, если только сможет. Иной раз не
удержусь, удивляться этому начинаю, а она мне: "Как же по-
другому? Мне-то что делать остается, ты как думаешь?"
А вообще ей бы переводчицей быть, прекрасно это у нее
получалось. Языки она выучивала с невероятной легкостью, куда
мне до нее. Я после второй мировой войны четыре года в Германии
находился, но немецким так и не овладел. А Рут - не было такого
европейского языка, на котором бы она не говорила, хоть
немножко. В концлагере, к смерти приготовившись, все свое время