"Вольтер. Простодушный (Философские повести)" - читать интересную книгу автора

заключению, что, если бы не происшествие с Вавилонской башней, все народы
говорили бы по-французски.
Неистощимый по части вопросов судья, который до сих пор относился к
новому лицу с недоверием, теперь проникся к нему глубоким почтением; он
беседовал с ним гораздо вежливее, чем прежде, чего Простодушный не
приметил.
Мадемуазель де Сент-Ив полюбопытствовала насчет того, как ухаживают
кавалеры в стране гуронов.
- Совершают подвиги, - ответил он, - чтобы понравиться особам, похожим
на вас.
Гости удивились его словам и дружно зааплодировали. М-ль де Сент-Ив
покраснела и весьма обрадовалась. М-ль де Керкабон покраснела тоже, но
обрадовалась не очень; ее задело за живое, что любезные слова были
обращены не к ней, но она была столь благодушна, что расположение ее к
гурону ничуть от этого не пострадало. Она чрезвычайно приветливо спросила
его, сколько возлюбленных было у него в Гуронии.
- Одна-единственная, - ответил Простодушный - То была м-ль Абакаба,
подруга дорогой моей кормилицы. Абакаба превосходила тростник стройностью,
горностая - белизной, ягненка - кротостью, орла - гордостью и оленя -
легкостью. Однажды она гналась за зайцем по соседству с нами, примерно в
пятидесяти лье от нашего жилья. Некий неблаговоспитанный алгонкинец,
живший в ста лье оттуда, перехватил у нее добычу; я узнал об этом,
помчался туда, свалил алгонкинца ударом палицы и, связав по рукам и ногам,
поверг его к стопам моей возлюбленной. Родители Абакабы изъявили желание
съесть его, но я никогда не питал склонности к подобным пиршествам; я
вернул ему свободу и обрел в его лице друга. Абакаба была так тронута моим
поступком, что предпочла меня всем прочим своим любовникам. Она любила бы
меня и доселе, если бы ее не съел медведь. Я покарал медведя и долго потом
носил его шкуру, но это меня не утешило.
Мадемуазель де Сент-Ив почувствовала тайную радость, узнав из этого
рассказа, что у Простодушного была всего одна возлюбленная и что Абакабы
нет более на свете, но не стала разбираться в причинах своей радости. Все
не сводили глаз с Простодушного и очень хвалили его за то, что он не
позволил своим товарищам съесть алгонкинца.
Неумолимый судья, будучи не в силах подавить исступленную страсть к
расспросам, довел свое любопытство до того, что осведомился, какую веру
исповедует г-н гурон, - избрал ли он англиканскую, галликанскую или
гугенотскую веру?
- У меня своя вера, - ответил тот, - как у вас своя.
- Увы! - воскликнула м-ль де Керкабон, - я вижу, этим злополучным
англичанам даже не пришло в голову окрестить его.
- Ах, боже мой! - проговорила м-ль де СентИв. - Как же это так? Разве
гуроны не католики?
Неужели преподобные отцы иезуиты не обратили их всех в христианство?
Простодушный уверил ее, что у него на родине никого нельзя обратить,
что настоящий гурон ни за что не изменит убеждений и что на их наречии
даже нет слова, означающего "непостоянство". Эти его слова чрезвычайно
понравились м-ль де Сент-Ив.
- Мы его окрестим, окрестим! - говорила м-ль де Керкабон г-ну приору. -
Эта честь выпадет вам, дорогой брат; мне ужасно хочется стать его крестной