"Андрей Волос. Хуррамабад" - читать интересную книгу автора

здесь вообще, должно быть, лучше видит.
Он оглянулся.
Горбатая земля была сухой и звонкой. Сюда, на эти криволинейные,
взметенные к вечно ясному небу пространства они отправлялись когда-то, на
эту желтую звонкую землю, - и упрямо жили на ней, треща своими тракторами,
царапая плугами ее грудь, чувствуя при каждом шаге, как тянет ремень кобура,
и получали порой пулю в лоб или темное лезвие уратюбинского ножа в загорелый
бок. И, принимая в себя их мертвых, эта желтая земля, прежде чужая,
мало-помалу становилась родной.
- Сейчас... - повторила она. - Уже близко. Вон, видно. Сейчас.
История не была закончена. Оставалось всего несколько десятков слов, но
их нужно было произнести и связать, и она начинала было говорить, но
сбивалась на фырканье, на лепет и повторяла снова: "Сейчас... уф...
сейчас...".
Он мог представить себе тревогу, охватившую ее на катере. Мотор
постукивал, катер упрямо скребся к самой дальней заставе, и все, кажется,
было как и прежде, а она сидела под навесом, ошеломленная тем, что было
сказано загорелым командиром лет двадцати пяти, не верить которому у нее не
было ровно никаких оснований. Она не понимала, зачем этой несчастливой Шуре
нужно было ее обманывать. Да, наверное, она и сама виновата, что не
расслышала чего-то в ее словах. Наверное, можно было расслышать. Зато она
вдруг отчетливо поняла, что тревога, не покидавшая ее несколько дней, имеет
простое и ясное объяснение - ее никто не встретит, там тоже случилось
какое-то несчастье, он тоже погиб или умер, она теперь снова одна и может, в
сущности, даже не продолжать свой путь, а вернуться.
Катер стучал, командир, заметив, что она перестала вдруг отвечать на
вопросы, пожал плечами, обиделся, скрутил папиросу и оставил ее, спустившись
вниз, в чрево фанерного корабля. Там он разговорился со знакомыми, и было
слышно, как они хохочут. Она сидела на жесткой качающейся скамье, кусала
губы, смотрела на скользившие мимо берега, столь ярко освещенные бешеным
солнцем, что изобилие света рождало в глазах рябь, похожую на рябь реки.
Пристань Пяндж выплыла к ним из умопомрачительного марева
четырехчасовой жары. Ей помогли спустить на пристань короб с вещами, она
постояла возле, не зная, что предпринять. Пристань-то была не пристань -
так, мостки. Командир, которого она обидела, проводил ее до агропункта, и
все вдруг сложилось неожиданно удачно.
Этот Кузнецов, которого они нашли там, собирался ехать завтра утром, но
хоть и нехотя, а согласился отправиться прямо сейчас, не откладывая. Вещи?
Вещи потом отправят арбой, завтра или через несколько дней - с этим тоже
удачно сложилось. Двор агропункта плыл в волнах ослепительного жара. "Скоро
будет значительно прохладней", - оптимистично заявил Кузнецов. Она стояла в
куцей тени кибитки и смотрела, как седлают лошадей. Кузнецову было лет
тридцать, он был черен, брит наголо и имел на голове брезентовую панаму.
Время от времени он засматривался на нее - замирал на несколько секунд, но
потом спохватывался и продолжал заниматься делом. Она ловко села на лошадь,
благодаря бога, что на ней длинная широкая юбка да еще трикотажные рейтузы
ниже колен.
Шагом выехали на пыльную дорогу. Тревога не покидала ее. Она уже
немного сжилась с ней. "В конце концов живет же Шура одна", - думала она,
слушая Кузнецова. Лошади шли бок о бок, тропа была широкая, почти как